Скачать сказку в формате PDF
Сказка Гофмана
Приключения в новогоднюю ночь
Предисловие издателя
Странствующий Энтузиаст 1- а из его дневникамы заимствуем еще одну фантастическую пьесу в манере Калло, - судя по всему, стольмало разделяет свой внутренний мир и мир внешний 2 , что и самаяграница между ними едва уже различима. Однако именно благодаря тому обстоятельству,что ты, благосклонный читатель, не можешь отчетливо видеть этой границы,духовидцу и удается завлечь тебя на другую ее сторону, и тогда тынежданно-негаданно оказываешься в неведомом волшебном царстве, а странные его обитателис легкостью вторгаются в окружающий тебя внешний мир и начинают обходиться стобой по-приятельски, словно старинные знакомцы. Но от души прошу тебя,благосклонный читатель: обходись и ты с ними в точности так же, а еще лучше -совершенно покорись их чудодейственному могуществу и даже приготовься иной раз перенести,не сетуя, лихорадочный жар, который может, пожалуй, начаться, если чудесная этавласть всецело тебя захватит. Чем еще, кроме такой просьбы, могу я содействоватьСтранствующему Энтузиасту, с которым приключилось однажды в Берлине в ночь подНовый год - впрочем, с ним подобное случается в любое время и в любом месте – множествостранных, поразительных вещей!
1. ВОЗЛЮБЛЕННАЯ
Холод, леденящий холод смерти был в моем сердце, острыми,словно ледяные иглы, когтями терзал он мне душу, пронзал каждый нерв, пылавший,будто охваченный жаром.
Словно гонимый безумием, я ринулся, забыв плащ и шляпу, во мракненастной ночи.
Флюгарки стонали под ветром, казалось, само неумолимое Времяс зловещим скрежетом заводит свой вечный часовой механизм, еще мгновение - исорвется тяжелая гиря, и старый год с глухим рокотом обрушится в мрачнуюбездну.
Ты ведь знаешь. Рождество и Новый год - эти праздники, чтовсем вам сулят столь много чудесных невинных радостей, меня всякий раз гонятпрочь из моей мирной кельи и ввергают в бурное бушующее море. Рождество! Этот праздникуже задолго до своего прихода манит меня приветным добрым светом. Я изнываю от нетерпения,дожидаясь этого дня, и становлюсь лучше, чище, чем был я весь долгий год, ниединой черной мысли не таится в моей груди, широко распахнутой навстречу поистиненебесной радости, - я будто вновь превращаюсь в маленького мальчика, которыйвот-вот зальется от удовольствия звонким смехом. На ярмарке в ярко освещенных палаткахсредь пестрой блестящей цветной мишуры ласково улыбаются мне дивные ангельскиелица, а в уличном гомоне я слышу божественную музыку органа, что словно льетсяс самих небес: «ибо ныне родился нам Младенец...»
Но лишь только окончится праздник, как все умолкает, имеркнет добрый приветный свет, поглощенный мутною мглою. И год от году всебольше цветов опадает, увянув, на землю, навеки зачах их росток, и никогда ужвесеннему солнышку не пробудить новой жизни в иссохших ветвях.
Все это мне прекрасно известно, но тем не менее всякий разна исходе года силы зла, глумясь и насмехаясь, вновь и вновь заставляют меня вэтом убеждаться. «Погляди-ка, - слышу я шепоток, - погляди, сколько радостей оставилты в уходящем году, и они не вернутся к тебе никогда, никогда! Зато ты теперь поумнел,презренные забавы и утехи теряют в твоих глазах былую прелесть, мало-помалу тыстановишься степенным человеком, который радости вовсе «не знает!»
К новогоднему празднику дьявол неизменно припасает для менясовершенно особенный сюрпризец. Выбрав подходящий момент, он с тысячью насмешеки издевательств вонзает острые когти мне в сердце и наслаждается зрелищем льющейсяиз раны крови. И всегда-то он находит пособников, вот и г-н советник юстиции недалее как вчера превосходно ему подыграл. У него (я говорю о советнике) подНовый год обычно собирается большое общество, и хозяин всячески стараетсяублажить ради праздничка каждого из гостей, но все у него получается наудивление неловко, несуразно, и любые веселые затеи и выдумки, с неимоверным усердиемизобретенные советником, непременно оканчиваются каким-нибудь смехотворным конфузом.
Я вошел в переднюю, и советник незамедлительно устремился мненавстречу, преграждая вход в свое святилище, откуда струился аромат душистого чаяи благовонных курений. Советник, казалось, чрезвычайно радовался чему-то илукаво поглядывал на меня со странной улыбкой.
- Ах, это вы, дружок! Дружочек вы мой! - сказал он. - А ведьв гостиной вас ожидает нечто весьма приятное. Сюрприз по случаю нашего любименькогоновогоднего праздничка! Только не пугайтесь!
Эти слова камнем легли мне на сердце, в душе моей пробудилисьсамые мрачные предчувствия, смутная тревога охватила меня. Но вот двери отворились,я быстро прошел вперед, переступил порог гостиной... И тут среди сидевших на диванедам мне явилось вдруг в озарившем все ярком свете блистательное видение... Она,это была она, та, которую не видел я долгие годы 3 ...Счастливейшие мгновения всей моей жизни опалили мне душу, сверкнув ослепительнымжгучим лучом. И канула, испепеленная им, губительная мысль о разлуке: отныне нет,нет более моей невозвратимой утраты!
Какой чудесный случай привел ее сюда, какими судьбамиоказалась она среди гостей советника, который, сколько мне было известно, непринадлежал к числу ее знакомых, - я не размышлял об этом, до того ли мне было:мы вместе, мы снова вместе!
Наверное, я замер на полпути, будто пораженный ударом, -хозяин дома легонько толкнул меня:
- Ну, дружочек, что ж вы?
Я механически двинулся дальше, видя лишь ее одну, и в моейстесненной груди мучительно рождались слова:
- Господи! Господи, Юлия здесь?..
Я подошел уже вплотную к чайному столу, только тогда Юлиянаконец-то меня заметила. Привстав, она холодно обратилась ко мне:
- Очень рада вас видеть. Вы прекрасно выглядите. Затем онасела и повернулась к своей соседке:
- Вы не слыхали, что интересного на будущей неделе втеатрах?
Ты приближаешься к великолепному цветку, он сияет ласковымвзором и источает загадочное сладостное благоухание, вот ты склоняешься, чтобылучше видеть прекрасное лицо... И тут из венчика мерцающих лепестков тебяпоражает леденящий убийственный взгляд василиска! Вот что пережил я в этотмиг...
Я отвесил донельзя неуклюжий поклон дамам и - будто мало мнебыло яду, будто нелепости еще недоставало! - отпрянув назад, толкнул хозяина, стоявшегос чашкой в руке - горячий чай выплеснулся прямо на его красивую плоеную манишку.Гости принялись подтрунивать над советником, которого, дескать, преследует злойрок, однако на самом деле они потешались, конечно же, над моей неловкостью.Итак, почва была подготовлена, оставалось лишь ждать неизбежного дьявольского бесчинства,но скрепя сердце я решил все снести и глубоко затаил отчаяние. Юлия незасмеялась вместе со всеми; мой блуждающий взгляд вновь и вновь обращался к ней,и тогда, мнилось мне, из прекрасного прошлого, из жизни, исполненной поэзии илюбви, словно блистал мне светлый луч. В соседней гостиной послышалась музыка,там импровизировали на фортепиано - среди гостей началось движение. Кто-то сказал,что это играет знаменитый виртуоз по имени Бергер 4 , чтоисполнение его прямо-таки божественно и что надобно слушать пианиста, ничем другимне отвлекаясь.
- Ах, перестань же греметь ложками, Минхен, что за несносныйзвон! - сказал советник, затем он плавно повел рукой в направлении двери исладко молвил: «Eh bien» (Ну, что же (франц.)), приглашая дам пройти в соседнююгостиную к музыканту. Юлия тоже поднялась и медленно пошла вслед за всеми. В нынешнемоблике Юлии было нечто, прежде незнакомое мне: она казалась выше ростом,красота ее стала пышной, почти величественной. Ее белое необычного покроя платьес широкими рукавами до локтя ниспадало богатыми складками и лишь слегкаприкрывало плечи, волосы были причесаны иначе, чем у других дам, - разделенные впередипробором, они были высоко подняты на затылке и заплетены во множество косичек, -все это придавало ее облику нечто старинное, она живо напомнила мне юных дев с картинван Мириса 5 ,но вместе с тем меня не покидало чувство, что я уже встречал где-то наяву тосоздание, каким явилась предо мной Юлия. И тут она сняла перчатки, и я увидел наее руках богато изукрашенные браслеты, они, как и весь ее наряд, совершенно оживилимое смутное воспоминание. Помедлив на пороге, Юлия обернулась и взглянула наменя, и в тот же миг мне почудилось, будто это ангельское, полное юной прелестиличико вдруг исказилось язвительной гримасой. Меня охватил безотчетный ужас,нервы мои содрогнулись от страшного предчувствия.
- Ах, он играет божественно! - пропищала над ухом у менянекая девица, приведенная в экстатическое состояние сладким чаем; сам не знаюкак, ручка этой особы уцепилась за мой локоть, и я повел ее, вернее, смирно поплелсяза ней в соседнюю гостиную. В эту минуту музыкант разразился неистовым шквалом аккордов,они бурно вздымались и обрушивались, словно рокочущие валы, - это былопрекрасно!
И тут Юлия оказалась рядом со мной; прелестным, ласковым,как никогда прежде, голосом она промолвила:
- О, если б это ты был сейчас за роялем и пел сладостныепесни утраченных нег и надежд!
Дьявольское наваждение сгинуло, и я готов уже былвоскликнуть: «Юлия!», излить в этом имени все небесное блаженство, переполнившееменя в этот миг. Но гости советника оттеснили Юлию и увели прочь от меня.
Теперь Юлия явно меня избегала, но все же иной раз мне удавалосьто коснуться края ее платья, то ощутить ее легкое дыхание, и тогда минувшее блаженствовоскресало в моей душе, блистая, как некогда, в несказанной прелести яркихвесенних красок.
Шквал мощных аккордов отбушевал, небо прояснилось, и посветлой лазури, будто легкие золотистые облака на рассвете, проплыли нежнейшиепрощальные мелодии, проплыли и растаяли в последнем пианиссимо. Музыкант был щедровознагражден рукоплесканиями, общество пришло в движение, и внезапно я вновь оказалсярядом с Юлией. Душа моя воспрянула, терзаемый муками любви, я устремился кЮлии, желая удержать ее, заключить в объятия. Но тут окаянная лакейская харявдруг деловито просунулась между Юлией и мною - выставив вперед большой подносс бокалами, лакей отвратительно прогнусавил:
- Не угодно ли?
Посреди подноса, меж бокалов с горячим пуншем играл и искрилсяпрекрасный хрустальный фиал, по видимости, тоже с пуншем. Каким образом этот особенный,изысканный сосуд оказался среди обычных бокалов, лучше всего ведомо тому, когоя понемногу научился распознавать. Этот господин, подобно Клеменсу в «Октавиане» 6 , не без изяществаприхрамывает на одну ногу, а из всех нарядов предпочитает короткий красный плащи алые перья. И вот Юлия выбрала именно этот хрустальный кубок, сверкающий страннымиогнями, и поднесла его мне со словами:
- Не хочешь ли принять бокал из моих рук, как бывало?
- Юлия, Юлия...- вздохнул я.
Принимая кубок, я коснулся ее нежной руки - электрическая искрапробежала по моим жилам. Я пил и не мог оторваться, и чудилось мне, будто надкубком возле самых моих губ пляшут с веселым потрескиванием синие язычки пламени.Кубок был выпит до дна, и в тот же миг я неведомым образом перенесся в маленькуюкомнатку, озаренную одиноким огнем алебастрового светильника. Я сидел на низкомдиване - и Юлия, Юлия была рядом со мной! Она глядела на меня младенческичистым, невинным взором, как прежде, в счастливые дни. Меж тем Бергер снова былза роялем и играл анданте из небесной Моцартовой симфонии Es dur. И налебединых крылах этой музыки вновь взмыли ввысь, оживая в душе, любовь и блаженствобылой счастливой поры, солнечной поры моей жизни.
Да, то была она, то была Юлия, прекрасная, как ангел,кроткая Юлия. Наши речи - сетования, полные любовной тоски, взоры, что красноречивеевсяких слов... В моей руке была рука Юлии...
- Отныне я никогда не покину тебя, твоя любовь - та искра,что пылает в душе моей, воспламеняя ее идеалом искусства и поэзии. Без тебя,без твоей любви все недвижно, все мертво, но ведь ты здесь, ты останешься со мнойнавсегда, со мной на веки вечные?
И в этот миг в комнату пошатываясь вошел господин донельзянелепого вида, уродец на тоненьких паучьих ножках, с выпученными, как у жабы, круглымиглазами 7 ; онзасмеялся кретинским смехом и визгливо выкрикнул:
- Тьфу ты, пропасть! Куда это нелегкая занесла мою женушку?
Юлия поднялась.
- Не пора ли вернуться в гостиную? Супруг разыскивает меня, -сказала она отчужденно. - Вы, мой дорогой, такой шутник, вы нынче в ударе, каки в прошлый раз. А вот горячительными напитками вам лучше не увлекаться!
И этот лупоглазый петиметр взял ее за руку, и она, смеясь,пошла за ним в большую залу.
- Все пропало! - вскричал я.
- Ну, разумеется, ваша карта бита, дражайший, - мерзкопроблеял какой-то негодяй, игравший в ломбер.
Вон, скорее вон - и я бросился в ненастную бурную ночь.
2. КОМПАНИЯ ВПОГРЕБКЕ
Прогуливаться по Унтер-ден-Линден, несомненно, весьма приятно,но только не зимней ночью, когда трещит мороз и завывает вьюга. С непокрытой головойи без плаща я в конце концов тоже это почувствовал: ледяной озноб, перемежавшийсяс лихорадочным жаром, пронизывал меня насквозь. Я пробежал через мост близ Оперы,мимо Замка, свернул за угол, миновал Шлюзный мост, что против Монетного двора.
Я очутился на Егерштрассе неподалеку от ресторана Тирмана 8 . Его окнагостеприимно светились, и я решил зайти, ведь я продрог до костей и жаждалпоскорей глотнуть чего-нибудь крепкого. Из дверей заведения высыпала веселая беззаботнаякомпания. Разговор у молодых людей шел о превосходных устрицах и отменном вине Одиннадцатогогода 9 .
- Что ни говори, а тот молодец все-таки был прав! - смеялсяодин из приятелей - в свете фонарей я разглядел, что это был видный собойуланский офицер. - Прав, прав был тот молодец, уж как он в прошлом-то году вМайнце честил этих чертовых парней, которые в тысяча семьсот девяносточетвертом все упрямились 10 , не хотелипопотчевать наших знаменитым вином!
Друзья офицера захохотали во все горло. Я невольно прошелнесколько шагов вслед за гуляками и теперь стоял перед входом в какой-то погребок,из оконца которого сочился слабый свет. Кажется, это принц Генрих 11у Шекспира,усталый и смирившийся, говорит, что согласен пить жалкое пойло - пиво? Нет,право же, я ведь не в лучшем положении... В горле у меня совсем пересохло, ярешил выпить кружку порядочного английского эля и быстро спустился поступенькам в погребок.
- Что прикажете? - Хозяин поспешил ко мне, учтиво приподнявшляпу. Я спросил бутылку доброго английского эля и трубку лучшего табаку искоро уже был наверху истинно филистерского блаженства, которое способно внушитьпочтение даже самому дьяволу, - пришлось ему от меня отступиться.
Ах, господин юстиции советник! Когда б ты мог видеть, какнизко я пал - от твоего светлого чайного стола в темень полуподвальнойпивнушки, - ты с надменной презрительной миной отвернулся бы и промолвил только:«Неудивительно, что такой человек способен загубить тончайшую кружевную манишку!»
Без шляпы и плаща я, вероятно, имел несколько странный вид. Ухозяина погребка, похоже, вертелся на языке какой-то вопрос, но тут в дверь постучалии с улицы послышался голос:
- Отворите, отворите, это я!
Хозяин выбежал за дверь и скоро вернулся, держа высоко надголовой две горящие свечи, а следом вошел посетитель - худощавый долговязыйчеловек. Входя, он забыл пригнуться под низкой притолокой и сильно ударилсяголовой, впрочем, от ушиба его уберегла черная шляпа вроде берета. Меня непривычнопоразило то, как он прошел к своему месту, словно прижимаясь к стене, потом он селза стол напротив меня, а хозяин поставил перед ним свечи. Можно сказать,пожалуй, что у незнакомца, который выглядел вообще весьма достойно, былонеприступное и замкнутое выражение лица. Он хмуро потребовал пива и трубку, апотом, глубоко затянувшись раз-другой, напустил такого дыму, что нас с ним окуталосамое настоящее облако. Впрочем, лицо у него было очень своеобразное ипривлекательное, он сразу же внушил мне симпатию, несмотря на весь свой угрюмыйвид. Его густые черные волосы были причесаны на пробор и мелкими кудрямиобрамляли лицо, глядя на него, я невольно вспомнил мужские портреты кистиРубенса. Незнакомец расстегнул ворот плаща, и я увидел, что на нем черная венгеркасо шнурами, но более всего поразило меня то, что поверх сапог у него надеты нарядныедомашние туфли. Я обратил на это внимание, когда он выбивал о каблук своютрубку, которую успел выкурить за какие-нибудь пять минут. Разговор никак незавязывался, очевидно, незнакомец был всецело поглощен своим занятием:изучением редкостных растений, которые он извлек из ботанизирки и теперьлюбовно разглядывал. Я выразил восхищение прекрасными цветами и травами, затем,заметив, что они кажутся совершенно свежими, будто недавно сорванными,осведомился у своего соседа, не побывал ли он в Ботаническом саду или воранжерее братьев Буше. В ответ он как-то странно усмехнулся.
- Сразу видно, что в ботанике вы не сведущи, иначе вы незадавали бы таких... - Он запнулся, и я смущенно пробормотал:
- Глупых...
- ...вопросов, - бесхитростно заключил он начатую фразу. - Вином случае вы с первого взгляда узнали бы эти альпийские разновидности, причемисключительно те, что произрастают на склонах Чимборасо.
Последние слова незнакомец произнес тихо, как бы про себя, иты без труда вообразишь, что меня тут охватило чувство совершенно удивительное.Вопрос замер у меня на губах, а одна смутная догадка все явственней пробуждаласьв моей душе: мне все более казалось, что этого человека я не раз уже видел и,пожалуй что, не столько наяву, сколько мысленным взором. В эту минуту сновапостучали, хозяин пошел отворять, и послышался чей-то голос:
- Прошу вас, любезный, завесить зеркало.
- А-а! Генерал Суворов пожаловал, - сказал хозяин. - Что-то поздненьконынче.
Он завесил платком зеркало, и тогда в погребок неловко иугловато, но вместе с тем прытко и резво, я бы сказал, неуклюже, но быстро ипроворно вбежал вприпрыжку маленький сухонький человечек в плаще какого-тонеобычного коричневатого цвета; человечек лихо подпрыгивал и подскакивал, аплащ как-то очень странно разлетался и развевался на его плечах, собираясь в бесчисленныескладки и складочки, и при свечах мне почудилось, будто это несколько юрких человечковто сходятся вместе, то снова разбегаются, как фигурки в волшебном фонаре Энслена 12 . Человечек крепкопотирал руки под широкими рукавами и причитал:
- Холодно! Ой, холодно, ну и стужа! Не то что в прекраснойИталии, совсем, совсем не то!
Наконец он уселся за столик между мной и высоким господиноми сказал:
- Дымище-то, ужас! А у меня, как на грех, ни щепотки табаку!
В кармане у меня лежала блестящая полированная табакерка,твой подарок, я немедленно достал ее, желая угостить табаком своего маленькогососеда. Но, едва увидев табакерку, он мигом накрыл ее обеими руками и резкооттолкнул от себя.
- Прочь, уберите прочь отвратительное зеркало! - вскричалон. В его голосе прозвучал неподдельный испуг. Подивившись этому, я поднял глаза,и тут оказалось, что за одно мгновение маленький незнакомец вдруг переменился. Минутуназад в погребок вприпрыжку вбежал юноша с молодым открытым лицом, теперь жепредо мной был морщинистый дряхлый старик с черными провалами глазниц на мертвенно-бледномлице. Я в страхе отпрянул и повернулся к высокому незнакомцу.
«Господи боже, вы видели?» - хотел я сказать, однако мойвысокий сосед оставался невозмутимым и, казалось, был захвачен пристальнымизучением своих растений со склонов Чимборасо. Тем временем маленький незнакомецпозвал хозяина и потребовал:
- Нектара северян! - так напыщенно он выразился. Мало-помалуразговор оживился. В обществе маленького незнакомца мне все еще было жутковато,зато высокий господин, хотя и говорил о вещах, которые обычно представляютсянам незначащими пустяками, высказал множество весьма глубоких и поразительно меткихсуждений, правда, по части словесного выражения этих тонких мыслей не все у негобыло гладко, иной раз он пользовался и совсем неподходящими оборотами, что,впрочем, придавало его речи забавную оригинальность. Наша с ним духовнаяблизость все более крепла и отчасти уже сгладила тягостное впечатление,произведенное на меня маленьким незнакомцем. Тот же, казалось, был словно напружинках, беспрестанно вертелся и ерзал на стуле, размахивал руками,подпрыгивал, но всякий раз по спине у меня пробегал ледяной озноб, когда язамечал - теперь уже вполне явственно, - что у него как бы два разных лица.Большей частью он смотрел не на меня, а на нашего высокого соседа, чьеневозмутимое спокойствие удивительно оттеняло непоседливость маленькогочеловечка, и тогда лицо у этого вертлявого господина делалось старческим, хотяуже и не таким страшным, как только что, когда он так сильно меня напугал.
На маскараде нашей земной жизни дух, обретающийся под внешнейоболочкой, проглядывает иногда во взоре сквозь прорези маски, встретив родственнуюнатуру; вероятно, и мы, три диковинных чудака, сойдясь в погребке, с первоговзгляда признали друг друга. Скоро в нашей беседе ярился юмор особого рода, тотюмор, что родится лишь в душе, уязвленной смертельным недугом.
- Однако тут есть одна хитрая зацепка, - сказал высокий.
- Ах, боже мой, - вмешался я, - каких только зацепок ненапридумывал для нас черт, всюду они - на стенах комнат и беседок, на увитыхрозами живых изгородях, и всякий раз, проходя мимо, мы оставляем на этихзацепках частицу нашего бесценного «я». Похоже, господа, каждый из нас понес утратутаким именно образом, вот и я для начала лишился нынешней ночью плаща и шляпы, они,да будет вам известно, попались на крючок и висят сейчас в передней у советникаюстиции!
Мои собеседники заметно вздрогнули, словно от внезапного удара.Маленький незнакомец, у которого опять было старческое личико, кинул на меня злобныйвзгляд, но ничего не сказал, а вскочил на стул и тщательно расправил платок,наброшенный на зеркало; высокий господин в это время сосредоточенно снималнагар со свечей. Разговор не без труда возобновился, скоро речь зашла об одном замечательноискусном молодом живописце по имени Филипп и о написанном им портрете одной юнойпринцессы 13 ;в этом произведении художник возвысился до вершин мастерства, будучи вдохновлендухом любви и праведного стремления к совершенству, который воспламенило в немглубочайшее благочестие его модели.
- Удивительное сходство, но ведь это и не портрет, а,скорее, картина, - заметил высокий.
- Сходство необычайное, - согласился я, - можно подумать, чтохудожник похитил из зеркала отражение этой дамы.
При этих словах маленький человечек вскочил - лицо у негоснова было старческое, глаза сверкали.
- Вздор! Глупости! - яростно вскричал он. - Кто ж это можетпохитить отражение? Или, думаешь, черт может? Нет, братец, шалишь! Черт - онразобьет зеркальное стекло грубыми лапами, и все тут, и нежные белые женские ручкитоже будут обагрены кровью! Вздор! А ну, покажи мне такое отражение, краденое отражение,а уж я тебе отплачу честь по чести, не сходя с места в преисподнюю провалюсь!Видно, не все дома у тебя, бедняга!
Высокий незнакомец поднялся и, грозно надвинувшись на него,сказал:
- Престань-ка паясничать, друг-приятель! Смотри, вотвыставят тебя за дверь, с твоим-то собственным отражением, сдается мне, плохидела!
- Ха-ха-ха-ха! - Маленький человечек разразился визгливымязвительным смехом. - Ишь напугал! Ха-ха-ха! Чего захотел! Зато моя тень-то примне! Моя замечательная тень! Ах, ты, бедолага! Моя-то тень при мне!
И маленький незнакомец вприпрыжку выбежал вон, с улицы ещенекоторое время доносился его глумливый смех и визгливые возгласы:
- Моя-то тень при мне!
Высокий незнакомец был совершенно уничтожен, смертельнопобледнев, он упал на стул и обхватил голову руками, из груди у него вырвался тяжкийвздох.
- Что с вами? - участливо спросил я.
- Ах, сударь мой, - отвечал он, - этот зловредный человек,который выказал нам с вами такую враждебность, этот человек преследует меня по пятам,даже здесь, в моем любимом погребке, где никто не нарушает моего одиночества, развечто какой-нибудь гном спрячется в уголке, чтобы полакомиться хлебными крошками,даже здесь он не оставил меня в покое и снова напомнил мне о моем величайшемнесчастии. Ах, я потерял, безвозвратно потерял мою... Прощайте!
Он встал и двинулся к двери - напрямик, через всю комнату.Вокруг него все было светло... Он не отбрасывал тени! Вне себя от радости я побежалза ним.
- Шлемиль! Петер Шлемиль! 14- в восторгезвал я, но он уже сбросил с ног домашние туфли. Я видел только, как онперемахнул через высокий купол церкви, что на Жандармском рынке, и скрылся вночной тьме.
Я хотел вернуться в погребок, но хозяин захлопнул дверь передмоим носом, сердито буркнув:
- От этаких посетителей оборони Господи!
3. ВИДЕНИЯ
Господин Матье - мой хороший знакомый, а у его привратникачуткий сон. Когда я позвонил у ворот гостиницы «Золотой орел», он сразу мнеотпер. Я объяснил, что ушел без плаща и шляпы с одного званого вечера и что ключиот дома остались в кармане плаща, а достучаться до моей тугоухой прислуги нет никакойнадежды. Этот сердечный человек (я разумею привратника) проводил меня в одну изкомнат, зажег свечи и пожелал мне приятного сна. Красивое большое зеркало вкомнате было завешено, сам не знаю зачем, я сдернул платок с зеркала и поставилсвечи на столик перед ним. Посмотревшись в зеркало, я обнаружил, что выгляжуочень бледным и осунувшимся - не сразу себя узнал.
И тут мне почудилось, будто в темной глубине зеркальногостекла витает некий туманный образ; я собрал все душевные силы и стал все пристальнееи пристальнее вглядываться в это видение, и тогда в странном магическом мерцаниистали все явственней вырисовываться черты прекрасной женщины... Я узнал Юлию. Висступленном порыве любви и тоски я с тяжким вздохом простонал:
- Юлия! Юлия!
И в этот миг вдруг послышался жалобный стон, он донесся из-заполога кровати, стоявшей в углу комнаты. Я прислушался - стоны и вздохи не прекращалисьи звучали все более горестно. Образ Юлии исчез, я не колеблясь схватил свечу, подбежалк кровати и отбросил полог. Как описать тебе чувства, охватившие меня при видемаленького незнакомца из погребка - на сей раз у него было юное, хоть и искаженноестраданием лицо, и это он жалобно стонал и звал во сне:
- Джульетта! Джульетта!
Звук этого имени словно искра обжег мне душу - все опасениямигом улетучились, и я принялся отчаянно трясти и немилосердно толкать спящего,окликая его:
- Эй, приятель, как вы попали в мою комнату? Проснитесь да убирайтесь-капоживее отсюда, хоть к самому черту!
Открыв глаза, маленький незнакомец растерянно глядел наменя.
- Какой страшный сон, - сказал он наконец. - Благодарю, что разбудилименя.
Его голос был тихим, подобно легкому вздоху. Не знаю отчего,но теперь он предстал предо мною совершенно иным человеком, более того,терзавшее его страдание проникло в мою душу, и весь мой гнев пропал, уступив местоглубокой печали. Мы с ним скоро выяснили, обменявшись немногими словами, что привратникпо ошибке отвел меня в комнату, уже занятую маленьким постояльцем, и что, сталобыть, это я бесцеремонно к нему ворвался среди ночи и нарушил его сон.
- Сударь, - сказал человечек, - давеча в погребке я, вероятно,показался вам буйным и разнузданным малым, однако отнеситесь ко мне со снисхождением,ибо тому есть причина, я должен открыться вам: временами меня преследуетужасное привидение, и тогда я забываю об учтивости и приличиях. А с вами развене случается порой подобное?
- Ах, боже мой, конечно, - отвечал я, оробев. - Вот и нынешнимвечером, когда я вновь повстречал Юлию...
- Юлию? - Маленький господин отвратительно взвизгнул, еголицо вмиг сделалось старческим и перекосилось от жуткой гримасы. - Ах, дайте же,дайте мне покоя! Дорогой мой, прошу вас, завесьте, пожалуйста, зеркало. - Сказавэто, он в изнеможении отвернулся к стене.
- Сударь, - отвечал я, - имя моей навек утраченнойвозлюбленной, по-видимому, пробуждает у вас весьма странные воспоминания, крометого, приятные черты вашего лица явно подвержены некоторым изменениям. И все жея еще не потерял надежды сносно провести ночь в одной комнате с вами. Сейчас я завешузеркало и лягу спать.
Человечек обернулся ко мне, выражение его - опять юного! -лица было кротким и добрым, он потянулся к моей руке и несмело пожал ее.
- Спите спокойно, сударь, - сказал он. - Я вижу, что мы с вамитоварищи по несчастью. Неужели и вы тоже?.. Юлия... Джульетта... Что ж, как быто ни было, вам дана надо мной непреодолимая власть, выхода у меня нет, придетсяоткрыть вам мою сокровенную тайну, и вы станете меня презирать, мноюбрезговать.
С этими словами он медленно встал, накинул на плечи широкийбелый халат и неслышными шагами, подобно бесплотному призраку, приблизился кзеркалу. Ах! Чистое, ясное зеркальное стекло отражало свечи, убранство комнаты,меня, но маленького человечка в зеркале не было, свет не отражался от него,хоть он и стоял прямо перед зеркалом. Он бросился ко мне с выражением глубочайшегоотчаяния и крепко сжал мои руки.
- Теперь вы знаете, сколь беспредельно я несчастлив, - сказалон. - Шлемиль, эта чистая добрая душа, - ему можно позавидовать в сравнении со мной,отверженным. Он по легкомыслию продал свою тень, я же... Я отдал ей, ей отдалмое отражение! О-о!
С тяжким стоном он закрыл лицо руками, пошатываясь вернулсяк постели и упал на подушки. Я застыл на месте: неприязнь, презрение, ужас,участие, сострадание, жалость, - сам не знаю, какие чувства боролись за ипротив этого человека в моей душе. А тем временем он начал похрапывать, да так славно,так мелодично, что и я не смог устоять пред наркотическим действием сихсладостных звуков. Поскорей завесив зеркало, я погасил свечи, улегся и скоро, следуяпримеру своего соседа, погрузился в глубокий сон. Мне показалось, что наступилоутро, когда меня разбудил яркий свет. Я открыл глаза и увидел, что мой сосед вбелом просторном халате и ночном колпаке сидит спиной ко мне за столом и что-тоусердно строчит при зажженных свечах. Вид у него был поистине призрачный, мнеопять стало не по себе, но внезапно мной завладели ночные грезы, они умчалименя на своих крыльях, и вот я уже снова в доме советника юстиции, снованаедине с Юлией. И тут же мне привиделось, что общество гостей советника являетсобой как бы нарядно украшенную к Рождеству витрину кондитерской Фукса 15или Вейде, Шоха,а может быть, какой-нибудь иной лавки сластей и что сам советник - этохорошенькая марципановая куколка с манишкой из почтовой бумаги. Выше, вышеподнимались деревья и кусты роз. Юлия стояла предо мною и подносила мне хрустальныйфиал, над которым плясали синие языки пламени. Вдруг кто-то тронул меня заруку. Сзади стоял мой маленький сосед, личико у него было старческое.
- Не пей, не пей! - шептал он. - Вглядись в нее получше!Разве не встречалась она тебе на картинах-предостережениях Брейгеля, Калло, Рембрандта?
Меня охватил страх - Юлия в своем одеянии с пышными рукавамии множеством складок, с необычной прической и впрямь была похожа на тех дев-искусительниц,что в окружении дьявольских чудовищ изображены на картинах старых мастеров.
- Отчего ты испугался? - сказала Юлия. - Ведь и ты, и твоеотражение - здесь, со мною и совершенно невредимы.
Я взял бокал, но маленький человечек ловко, точно белка,вскочил мне на плечо и стал гасить синие огоньки пушистым беличьим хвостом, непереставая пронзительно верещать:
- Не пей! Не пей!
И тут все сахарные фигурки ожили, зашевелились, двигаяручками и ножками, а марципановый советник подбежал мелкими шажками и пропищал тоненькимголоском:
- Зачем же поднимать шум, голубчик? Зачем поднимать шум? Ивот что, будьте любезны спуститься на землю, а то я уж давно примечаю, что вы переноситесьчерез столы и стулья по воздуху.
Маленький человечек исчез, фиала в руках у Юлии тоже большене было.
- Почему же ты не захотел выпить? - спросила она. - Развепрекрасное чистое пламя, пылавшее в моем бокале, не было тем поцелуем, который якогда-то тебе подарила?
Я хотел обнять Юлию, прижать к сердцу, но тут вмешалсяШлемиль, он отстранил меня со словами:
- Это Минна, она замужем за Раскалом 16 . Шлемиль нечаяннораздавил несколько сахарных фигурок, и они жалобно стонали. Но в следующее мгновениечисло их умножилось в сотни, нет, тысячи раз, они семенили вокруг меня,карабкались, ползали по мне, будто гнусная мошкара, жужжали пчелиным роем. Вот марципановыйсоветник уже подобрался к моему галстуку, он стягивает его все туже, туже...
- Проклятый марципановый советник! - вскричал я и... проснулся.Стоял ясный солнечный день, было часов одиннадцать. «Вся эта история, наверное,просто страшный сон», - подумал я, но в эту минуту вошел слуга, он принес завтраки сообщил, что приезжий, ночевавший со мной в этой комнате, рано утром уехал,велев засвидетельствовать мне свое глубочайшее почтение. На столе, за которым ночьюмне явился призрак маленького незнакомца, я обнаружил свежеисписанные листки,их содержанием спешу с тобой поделиться, ибо это, без сомнения, удивительнаяистория маленького незнакомца.
4. ИСТОРИЯ ОПРОПАВШЕМ ОТРАЖЕНИИ
Наконец-то настал долгожданный день, когда Эразм Спикер смогисполнить свое желание, которое лелеял всю жизнь. С радостным сердцем (итяжелым кошельком) уселся он в карету, спеша покинуть свою северную родину и устремитьсяв прекрасную теплую Италию. Славная, кроткая его женушка, проливая реки слез,подняла к окошку кареты маленького Расмуса, тщательно утерев ему перед тем рот иносик, чтобы отец хорошенько расцеловал малыша напоследок.
- Прощай, дорогой мой Эразм, - проговорила жена сквозьслезы. - Я буду добросовестно хранить наш домашний очаг, ты же прилежно думайобо мне, будь мне верен, да смотри, не потеряй своей красивой шляпы, если, по обыкновению,задремлешь в дороге у открытого окна.
Все это Спикер с готовностью обещал.
В прекрасной Флоренции Эразм повстречал соотечественников - онирадовались жизни, с пылом юности предаваясь роскошным наслаждениям, которые визобилии предоставляет сей великолепный край. Спикер оказался отличным товарищемв этих делах, он был неистощим на выдумки и умел вносить осмысленность в самые буйныезабавы, развлечения и пирушки, которые благодаря Спикеру непрерывно сменялидруг друга и приобрели особый размах. Как-то раз молодые люди (а Эразма,двадцати семи лет от роду, смело можно к ним причислить) поздним вечеромустроили особенно веселый праздник в ярко освещенном боскете пышногоблагоухающего сада. Все, кроме Эразма, привели с собой прелестных итальянскихдонн. Мужчины расхаживали в изящном старинном немецком платье, а женщины всебыли в ярких сверкающих одеяниях, у каждой - на свой особый манер и совершенно сказочных,так что все они казались чудесными ожившими цветами. То и дело одна из красавицпринималась петь итальянские любовные песни, перебирая струны мандолины, а в ответмужчины под веселый звон бокалов, наполненных сиракузским вином, дружно запевалипо-немецки удалую застольную.
Что и говорить, Италия - страна любви. Вечерний ветерок шелестеллиствой, словно бы томно вздыхая, весь сад напоен был благоуханием жасмина и померанцев,исполненным любовной неги, и в волнах этого сладостного аромата резвилисьшаловливые красавицы итальянки, привольно и задорно, с тем тонким дразнящимозорством, что свойственно одним лишь дочерям Италии. Игры и утехи становилисьвсе более шумными, все более вольными. Фридрих, самый пылкий из юношей, встал,обнимая одной рукой стан своей донны, поднял бокал с пенным искристым вином ивоскликнул:
- Где еще найдешь небесное блаженство и веселие, если не у вас,прекрасные, несравненные итальянки, ведь сама любовь - это вы! А вот ты, Эразм,- продолжал он, обращаясь к Спикеру, - похоже, не чувствуешь этого по-настоящему,мало того, что вопреки уговору и обычаю ты не привел на наш праздник донны, такты еще и хмуришься сегодня и всех сторонишься. Когда б не бражничал ты да непел бы так лихо, можно было б счесть, что ты вдруг сделался ни с того ни с сегоскучнейшим меланхоликом.
- Признаюсь, Фридрих, - отвечал Эразм, - не умею я веселитьсяна этот лад. Ты ведь знаешь, дома я оставил милую кроткую жену, которую люблю всейдушою, и, стало быть, я подло изменил бы ей, избрав себе донну ради фривольных утех,пусть даже всего на один вечер. С вами, молодыми холостяками, дело обстоитпо-иному, но я, будучи отцом семейства...
Юноши звонко рассмеялись, потому что, произнося последниеслова, Эразм попытался придать своему молодому открытому лицу строгое и озабоченноевыражение и выглядело это презабавно. Подруга Фридриха попросила перевести ейслова Эразма, говорившего по-немецки, затем с серьезным видом повернулась кнему и, погрозив пальчиком, сказала:
- Ты холодный, холодный немец! Берегись, ты не видал ещеДжульетты!
В этот самый миг вдруг послышался шорох у входа в боскет, ииз темной ночи в мерцающем сиянии свечей явилась восхитительная дивная красавица...Белое одеяние с пышными рукавами до локтя лишь слегка прикрывало ее плечи и ниспадалобогатыми глубокими складками, волосы, разделенные впереди пробором, на затылкебыли подняты и заплетены во множество косичек. Золотое ожерелье на шее и богатоизукрашенные браслеты завершали старинный наряд этой юной девы, точно сошедшейс полотна Рубенса, а быть может, с картины изысканного ван Мириса.
- Джульетта! - в изумлении ахнули девушки. Джульетта,ослепившая всех своей ангельской прелестью, промолвила голосом, полным неги:
- Позвольте и мне побыть на вашем чудесном празднике, о храбрыенемецкие юноши. Пропустите меня вон к тому, что один среди вас томится без любвии ласки.
Сияя лучезарной красотой, она подошла прямо к Эразму иопустилась рядом с ним в кресло, которое было не занято, посколькупредполагали, что и он приведет на праздник свою донну.
Девушки стали шептаться:
- Смотрите, смотрите, Джульетта и нынче снова чудо какхороша!
А юноши переговаривались негромко:
- Ай да Эразм! Видно, он потешался над нами - сам-то первуюкрасавицу покорил!
Эразма же при первом взгляде на Джульетту охватило чувство стольнеобычайное, что он и сам не знал, отчего так сильно взволновалась его душа. ЕдваДжульетта приблизилась, им словно овладела некая неведомая сила, грудь юношистеснилась, дыхание его то и дело прерывалось. Словно завороженный, он несводил глаз с Джульетты, он точно оцепенел и не мог вымолвить ни слова, в товремя как остальные юноши на все лады восхваляли ее очарование и красоту. Джульеттавзяла наполненный кубок и поднялась, с улыбкой протягивая его Эразму. Принимаябокал, он коснулся ее нежной руки.
Эразм пил, и огонь разливался по его жилам. Тут Джульеттаобратилась к нему с шутливым вопросом:
- Хотите, я буду вашей донной?
Услыхав такие слова, Эразм словно обезумел, он бросился кногам Джульетты и прижал ее руки к своему сердцу.
- Да! Это ты, - восклицал он, - это тебя я любил всегда,тебя, о, мой ангел! Ты жила в моих грезах, ты блаженство мое, счастье жизнимоей, ты - мое совершенство! - Все подумали, что Эразму вино ударило в голову, такимего еще никогда не видели, казалось, за какой-то миг с ним произошла разительнаяперемена. - Да, это ты! - моя жизнь, ты сжигаешь меня палящим огнем... И пустьмне суждено погибнуть, да, погибнуть, но ради тебя одной, лишь тобою хочу яжить!
Джульетта ласково обняла юношу; немного успокоившись, он селподле нее, и скоро уже возобновились привольные утехи, игривые шутки и звонкиепесни, прерванные сценой между Джульеттой и Эразмом. Когда же пела Джульетта, казалось,будто из ее груди льются небесные звуки, воспламеняя все сердца неведомым дотоленеизъяснимым блаженством. В ее дивной силы кристально-чистом голосе словнозаключен был таинственный пламень, всецело покорявший душу. И юноши крепчеобнимали своих подруг, и жарче горели их очи... Но вот уже алое сияние,разлившееся в небесах, возвестило приход денницы, и тогда Джульетта предложилаокончить праздник.
Так и сделали. Эразм вызвался проводить Джульетту до дому, онане позволила, но рассказала, как найти ее жилище. На прощанье юноши дружно грянулизастольную, и в это время Джульетта удалилась - видели только, как она промелькнулав дальней аллее в сопровождении двух слуг, факелами освещавших ей дорогу. Последоватьза нею Эразм не осмелился. Юноши стали расходиться по домам, обнимая за плечисвоих подруг, веселые и счастливые. В полном смятении, снедаемый тоской илюбовной мукой, отправился наконец домой и Эразм, мальчик-слуга нес перед нимфакел. Покинутый друзьями, Эразм свернул в тихую улочку, которая вела к егодому. Утренняя заря ярко разгорелась, слуга загасил факел, ударив им о мостовую,и тут в брызнувших искрах перед Эразмом внезапно возник необычайного виданезнакомец: высокого роста сухощавый господин с тонким ястребиным носом, сверкающимиглазами и язвительно поджатыми губами, одетый в огненно-красный сюртук сблестящими стальными пуговицами. Незнакомец засмеялся и заговорил неприятным пронзительнымголосом:
- Хе-хе! Никак вы из старинной книги с картинками выскочили,в этом-то плаще, в этом камзоле с прорезями и берете с пером? Вы, господинСпикер, вырядились ни дать ни взять шутом гороховым! Неужели вам нравитсявыставлять себя на потеху прохожим? Ступайте-ка лучше откуда пришли, в вашдревний фолиант!
- Вам что за дело до моего платья? - с досадой ответил Эразми пошел было дальше, слегка оттолкнув шутника в красном, но тот закричал емувслед:
- Полно вам! Не спешите так, куда вы? К Джульетте вас об этупору все равно не пустят! Эразм мигом обернулся.
- Как ты смеешь говорить о Джульетте! - вскричал он гневно ипопытался схватить за грудки насмешника в красном. Но тот проворно увернулся и вдругисчез, не успел Эразм и опомниться. Растерянно стоял он посреди улицы и вертелв руках пуговицу, которую оторвал с красного сюртука незнакомца.
- Это знаменитый знахарь, доктор Дапертутто 17 , - заметилслуга. - Чего это ему от вас понадобилось?
Однако, несмотря на это объяснение, Эразму почему-то сталоне по себе, и он поспешил домой.
Вскоре Джульетта приняла Эразма, окружив его волшебнымочарованием и нежностью. На безумную страсть, сжигавшую юношу, она неизменно отвечаласпокойствием и безмятежной ласковостью. Лишь иногда глаза ее вдруг вспыхивалистранным огнем, и всякий раз тайный трепет пронизывал Эразма до глубины души,когда он ловил такой странный, совершенно необычайный взгляд Джульетты. Онаникогда не говорила, что любит юношу, но все ее обхождение с ним явственноуказывало на это, и потому день ото дня все более прочные, нерасторжимые узыопутывали Эразма и накрепко привязывали к ней. В его жизни поистине насталасолнечная пора. С друзьями он виделся теперь совсем редко - Джульетта ввела егов новое, прежде незнакомое общество.
Однажды ему повстречался Фридрих, он ни в какую не отставалот друга, и когда тот наконец подобрел и смягчился после настойчивых напоминанийо родине и доме, Фридрих сказал:
- А знаешь ли. Спикер, ведь ты угодил в весьма опасную компанию.Должно быть, ты и сам успел заметить, что прекрасная Джульетта - одна из самыхковарных куртизанок, каких только знал мир. Про нее рассказывают множество удивительныхзагадочных историй, и она предстает в них в чрезвычайно странном свете. Говорят,она, если пожелает, может иметь неодолимую власть над людьми, она опутывает ихнерасторжимыми узами. Вот и по тебе я это вижу - ты совершенно переменился, ты всецелопредался обольстительнице, а о своей славной кроткой женушке и думать забыл.
Тут Эразм закрыл лицо руками и заплакал навзрыд, повторяяимя своей жены. Фридрих понял, что в душе друга началась жестокая борьба.
- Спикер, - сказал он, - давай уедем поскорее отсюда.
- Да, Фридрих, - с жаром откликнулся Эразм, - ты прав. Самне знаю отчего, но у меня вдруг явились такие мрачные, страшные предчувствия...Нужно уезжать, сегодня же!
Друзья быстро двинулись по улице, но не успели пройти инескольких шагов, как наперерез им бросился синьор Дапертутто - расхохотавшисьв лицо Эразму, он закричал:
- Торопитесь, не теряйте ни минуты, Джульетта ждет! Ах, ах, вее сердце тоска, на глазах у нее слезы! Спешите, спешите, не медлите!
Эразм застыл как громом пораженный.
- Этот субъект, - сказал Фридрих, - этот синьор Шарлатанвнушает мне глубочайшее отвращение, отвратительно и то, что он ходит к Джульеттекак к себе домой и сбывает ей свои колдовские снадобья.
- Неужели? - изумился Эразм. - Этот гнусный малый бывает у Джульетты?Он - у Джульетты?
- Где же вы пропадали так долго, мы вас заждались! Или выуже меня позабыли? - послышался вдруг откуда-то сверху нежный голосок.
Это была Джульетта - друзья, сами того не заметив, очутилисьпод ее балконом. Эразм стремглав бросился в дом.
- Погиб, погиб бесповоротно, теперь уж его не спасти...-пробормотал Фридрих и побрел дальше по улице.
Никогда еще не была Джульетта столь обворожительной. На нейбыл тот же наряд, что и в памятный вечер в саду, и вся она так и сияласовершенной красотой и юной чарующей прелестью. Эразм забыл обо всем, о чемтолько что говорил с Фридрихом, его переполняло неизведанное доселе, ни с чемне сравнимое блаженство, величайший восторг, ибо Джульетта впервые за все времясо дня их знакомства не таясь выказывала ему свою искреннюю любовь. Было ясно -лишь его одного она и видит, лишь для него и живет на свете.
Однажды они решили устроить праздник на загородной вилле, которуюДжульетта сняла на лето. Собрались гости. Среди них оказался один молодой итальянецдонельзя мерзкого вида и еще более мерзкого поведения - он так и увивался вокругДжульетты и вскоре вызвал ревность Эразма; едва сдерживая гнев, тот покинулвеселое общество и в одиночестве расхаживал взад и вперед по глухой аллее вконце сада. Джульетта его разыскала.
- Что с тобою? Или ты уже не весь мой? - С этими словами онанежно обвила его шею и поцеловала в губы. Словно огненная молния пронзилаюношу, в неистовой любовной ярости он прижал к груди возлюбленную и воскликнул:
- Нет, никогда я тебя не покину, пусть даже суждено мне погибнутьпозорной смертью!
Джульетта странно усмехнулась, услышав это, и тут Эразмснова поймал ее необычайный взгляд, один из тех, что неизменно вызывали тайноесодрогание в его душе. Они вернулись к гостям. Теперь гадкий итальянецпоменялся ролями с Эразмом: терзаемый ревностью, он отпускал колкиеоскорбительные замечания в адрес всех немцев вообще и в особенности насчетЭразма. Наконец тот не смог выносить долее этих насмешек и решительно подошел китальянцу.
- Прекратите, - сказал он, - ваши недостойные нападки нанемцев и на меня, не то я брошу вас вон в тот пруд, посмотрим, как вы плаваете!
В это же мгновение в руке у итальянца блеснул кинжал, и тогдаЭразм в бешенстве схватил его за горло и, повалив на землю, сильно ударилногой; удар пришелся в затылок - итальянец захрипел и испустил дух. Всебросились к Эразму, который упал, потеряв сознание, он почувствовал, что его подхватили,куда-то повлекли... Очнувшись словно после глубокого забытья, он увидел, что лежитв маленькой комнатке, а над ним стоит Джульетта и, наклонясь, обнимает его заплечи.
- Ах ты, злой, нехороший немец! - беспредельно нежно и ласкововыговаривала она Эразму. - Какого страха я из-за тебя натерпелась! От этой-то опасностия тебя уберегла, но теперь ни во Флоренции, ни вообще в Италии ты не сможешь житьспокойно. Тебе придется уехать, бросить меня, а ведь я так тебя люблю.
Мысль о разлуке пронзила Эразма невыразимой болью и горечью.
- Позволь мне остаться! - воскликнул он. - Я рад будупогибнуть! Умереть или жить вдали от тебя, разве это не одно и то же?
И тут ему почудилось, будто тихий скорбный голос зовет его поимени. Ах, то был голос из далекой Германии, голос его верной жены. Эразмумолк, а Джульетта вдруг совершенно неожиданно спросила:
- Ты, верно, думаешь сейчас о своей жене? Ах, Эразм, скоро,скоро ты меня забудешь...
- Если бы я мог быть твоим на веки вечные...- вздохнулЭразм.
Они стояли против большого красивого зеркала, висевшего настене и ярко освещенного с обеих сторон свечами. Нежней, ласковей прильнулаДжульетта к возлюбленному и прошептала чуть слышно:
- А ты отдай мне свое отражение, любимый, пусть хоть оноостанется со мной на веки вечные.
- Что ты говоришь, Джульетта?- растерялся Эразм. - Моеотражение? - И посмотрел в зеркало, где отражались они с Джульеттой, нежнообнявшие друг друга. - Да как же ты оставишь у себя мое отражение, - продолжалон, - ведь оно всегда и всюду со мной и глядит на меня то из чистой воды, то с какой-нибудьгладкой поверхности.
- Даже это, - сказала Джульетта,- даже призрачную иллюзиютвоего «я», мерцающую в зеркале, не хочешь ты мне подарить вместо себя, а ведьуверял, что принадлежишь мне и телом и душой. Даже изменчивому, зыбкому образу нельзясо мной остаться и быть мне спутником в жалкой моей жизни, в которой теперь,раз ты бросаешь меня, не видать мне ни любви, ни радости.
Горячие слезы хлынули из прекрасных темных глаз Джульетты. Итут Эразм, обезумев от смертельной муки сердца, воскликнул:
- Ужели я должен тебя покинуть? Если так, то пусть моеотражение в зеркале остается у тебя на веки вечные. И никакая сила, будь то самдьявол, не отнимет его у тебя до тех пор, пока я не смогу принадлежать тебе ителом и душой.
Точно огнем опалили поцелуи Джульетты его губы, едвавымолвил он эти слова, потом она разжала объятия и страстно простерла руки к зеркалу.На глазах у Эразма, хоть сам он даже не шевельнулся, его отражение шагнуло из рамыв комнату, быстро скользнуло в объятия Джульетты и вдруг скрылось вместе с нею встранном таинственном тумане. Внезапно тишину прорезал мерзкий глумливый смех, полныйдьявольской издевки. Содрогаясь от безграничного смертельного ужаса, Эразм упалбез памяти, но неизъяснимый, жуткий страх немедленно заставил его очнуться отзабытья. В кромешной тьме он, пошатываясь, кое-как добрел до двери и сошел слестницы. На улице его кто-то подхватил и усадил в карету, которая сразу жетронулась.
- Судя по всему, пришлось вашей милости немножкоповолноваться! - обратился к нему по-немецки сидевший в карете господин. -Пришлось, пришлось поволноваться, но уж теперь-то все пойдет превосходнейшимобразом. Извольте лишь целиком и полностью довериться мне. Джульетточка свое делосделала и поручила вас моему попечению. А вы и впрямь милейший юноша, притом поразительносклонный к невинным забавам, до которых мы с Джульетточкой такие большиеохотники. Эк вы того молодца по башке-то! Истинно в германском духе! А уж как унашего героя изо рта багровый язык-то вывалился - на редкость потешное былозрелище, а уж как он хрипел да кряхтел и все никак не мог отправиться кпраотцам... Ха-ха-ха!
В голосе незнакомца звучала такая гнусная издевка,балагурство его было до того страшным, что каждое его слово ранило Эразма,точно удар кинжала, прямо в сердце.
- Кто бы вы ни были, - сказал он, - прошу вас, замолчите, довольно,ни звука более об ужасном преступлении, в котором я раскаиваюсь!
- Раскаиваюсь? Раскаиваюсь? - передразнил незнакомец. -Стало быть, вы раскаиваетесь и в том, что познакомились с Джульеттой и обрели еесладостную любовь?
- Ах, Джульетта, Джульетта...- вздохнул Эразм.
- Ну вот, - продолжал его попутчик, - вы же сущее дитя, тоодно вам подавай, то другое, да еще чтобы все шло как по маслу. Увы, из-зафатального стечения обстоятельств вам пришлось расстаться с Джульеттой, а вотесли б вы остались, я легко мог бы уберечь вас и от кинжалов мстителей, и отлюбезного правосудия.
Мысль о том, что можно остаться с Джульеттой, безраздельно захватилаЭразма.
- Но каким образом? - спросил он.
- Мне известно, - отвечал попутчик, - одно симпатическое средство,которое поразит ваших преследователей слепотой, коротко говоря, оно подействуеттак, что вы все время будете являться им с новым лицом и никто не сможет вас узнать.Завтра, как рассветет, потрудитесь внимательно и без всякой спешки поглядетьсяв зеркало, а я потом произведу с вашим отражением кое-какие абсолютнобезвредные операции - и вы вне опасности. Заживете себе с Джульеттой средьвсяческих утех и наслаждений, никого и ничего не боясь!
- Это ужасно! Ужасно! - вскричал Эразм.
- Полноте, любезнейший, что ж тут ужасного? - усмехнулсянезнакомец.
- Ах, я... Я...- Эразм запнулся.
- Вы бросили свое отражение? - немедленно подхватил егособеседник. - Бросили у Джульетты? Ха-ха-ха! Брависсимо, голубчик! Что ж, колитак - скачите теперь во весь опор по лесам и по долам, по городам и весям,скорей возвращайтесь к супруге и малютке Расмусу, чтобы снова стать почтеннымотцом семейства - без отражения, правда, ну да жену вашу это нимало незатронет, она-то обретет вас во плоти, а вот Джульетте, той досталось лишь вашеиллюзорное мерцающее «я»...
- Молчи, негодяй! - оборвал его Эразм. В это время послышалосьзвонкое пение - с каретой поравнялась кавалькада с яркими факелами, отблеск которыхупал в окно кареты. Эразм заглянул в лицо своему спутнику и сразу узнал гнусногознахаря - Дапертутто. Эразм мигом выскочил из экипажа и бросился навстречукавалькаде, ибо еще издали различил в общем хоре приятный басок Фридриха. Друзьявозвращались с загородной пирушки. Эразм вкратце обрисовал Фридриху все случившеесяс ним, умолчав лишь о пропаже своего отражения. Они с Фридрихом поспешили в городи там так скоро уладили все необходимое, что на рассвете Эразм верхом на борзомконе уже оставил Флоренцию далеко позади.
Спикер записал многие события, приключившиеся с ним в пути. Самоепоразительное из них - происшествие, из-за которого он в первый раз по-настоящемуощутил свой ущерб. Однажды, когда пришло время дать отдохнуть усталой лошади, Эразмостановился в гостинице в одном большом городе, он безбоязненно сел за общий столвместе с прочими постояльцами, не замечая, что прямо напротив на стене висит прекрасноесветлое зеркало. Слуга, стоявший за его стулом, сущий дьявол, увидел, что взеркале этот стул так и остался незанятым: выходило, что постоялец, сидевший нанем, не отражается в зеркале. Слуга сообщил свое наблюдение соседу Эразма, тотпередал известие дальше - по всему столу пробежал говор, шепоток, все сталисмотреть то на Эразма, то в зеркало. Сперва Эразм не замечал общегопристального внимания к себе, но вот один из обедавших, человек с суровымлицом, встал из-за стола, подвел Эразма к зеркалу, взглянул туда, затем на Эразмаи объявил во всеуслышание:
- Действительно, у него нет отражения!
- Нет отражения! Отражения нет! - зашумело все общество. -Какой mauvais sujet! (Негодяй (франц.)). Это homo nefas (Злодей (лат.)), гонитеего вон!
Сгорая от стыда и кипя от возмущения, Эразм скрылся в своейкомнате, но не успел он запереть за собой дверь, как ему доставили распоряжениеполиции: Эразму надлежало не позднее чем через час предъявить здешним властямсвое цельное и в точности схожее отражение, в противном случае - покинуть пределыгорода. Он бросился вон из города, преследуемый зеваками и уличными мальчишками,которые улюлюкали ему вслед:
- Вон он скачет! Он продал черту свое отражение! Вон он!
Наконец Эразм вырвался из стен города. С этого дня, куда быон ни приехал, он всюду велел немедленно завешивать все зеркала под предлогом своегоякобы врожденного отвращения к собственному виду и вскоре получил насмешливое прозвище«Генерал Суворов», ибо этот генерал славился обыкновением так поступать.
В конце концов он прибыл в родной город и вернулся в свойдом, где жена и маленький Расмус встретили его с радостью, и скоро уже Эразмустало казаться, что в покое и уюте семейного очага можно будет постепенно свыкнутьсяс утратой отражения. Однажды Эразм, у которого к тому времени ни в сердце, ни вмыслях уже не оставалось воспоминаний о чаровнице Джульетте, играл с сыном, тотнабрал полную пригоршню печной сажи и вымазал отцу лицо.
- Ах, папенька, какой ты черный! Посмотри скорее! - засмеялсядовольный малыш и, прежде чем Спикер успел ему помешать, принес зеркало, подставилотцу и сам заглянул ему через плечо. И сразу расплакался, выронил зеркало иубежал. Спустя минуту вошла жена, встревоженная и с испугом в глазах.
- Что это Расмус мне рассказывает...- начала она.
- Будто у меня нет отражения, да, душенька? - с принужденнойулыбкой поспешил перебить жену Спикер и принялся убеждать ее, дескать, как ни безумнобыло бы полагать, что можно вообще лишиться отражения, но, мол, в целом потеря неслишком велика, ибо всякое отражение это всего-навсего иллюзия и что самолюбованиеведет-де к тщеславию, да к тому же всякое отражение разделяет человеческое «я» наистину и пустую мечту. Но пока Спикер так рассуждал, жена быстро сдернулапокров с зеркала, висевшего в гостиной. Она бросила туда взгляд и тут же упалакак подкошенная. Эразм заботливо поднял жену, но, едва придя в чувство, она с негодованиемего оттолкнула.
- Прочь! - вскричала она. - Прочь от меня, чудовище! Ты другой,ты не муж мой, нет, ты дух преисподней, ты хочешь погубить меня, лишить вечногоблаженства! Сгинь, пропади, я не поддамся тебе, проклятому!
Ее крик звенел по всему дому, разносился по комнатам, на шумсбежались перепуганные домочадцы - Эразм в отчаянии и ярости бросился за дверь.Словно безумный, метался он по пустынным аллеям парка на городской окраине. Итогда образ Джульетты, исполненный ангельской прелести, вновь возник в его душе;Эразм воскликнул:
- Значит, так мстишь ты мне, Джульетта, за то, что я покинултебя, оставив взамен себя лишь отражение? Ах, Джульетта, я хотел быпринадлежать тебе и телом и душой. Ведь она прогнала меня, та, ради которой япожертвовал тобой. Джульетта, Джульетта, как бы хотел я принадлежать тебе и душой,и телом, и самой моей жизнью!
- И вы можете превосходно осуществить свое желание,милейший, - подхватил синьор Дапертутто, внезапно выросший перед Эразмом в своемярко-красном сюртуке с блестящими стальными пуговицами. Его слова принесли утешениенесчастному Эразму, поэтому он, забыв былую неприязнь, не обратил внимания назлобное отвратительное лицо доктора-чародея. Остановившись, Эразм жалобнымголосом спросил:
- Как же мне найти ее, ведь я ее потерял, должно быть,навеки!
- Ничуть не бывало, - возразил Дапертутто. - Она совсем недалекоотсюда и невероятно тоскует по вашему бесценному существу, уважаемый, ибо, каквам известно, отражение - это всего-навсего презренная иллюзия. Кстати, кактолько Джульетта удостоверится, что ваша достойная персона принадлежит ей идушой, и телом, и самой своей жизнью, она тут же с благодарностью вернет вамваше миловидное отражение в целости и сохранности.
- Веди, веди меня к ней! - воскликнул Эразм. - Где она?
- Еще один пустячок осталось уладить, - остановил егоДапертутто, - прежде чем вы увидите Джульетту и вверите ей себя в обмен наотражение. Ваша милость ведь не вольны безраздельно распоряжаться своейдостойной особой, поскольку ваша милость до сих пор связаны известными узами, коинеобходимо расторгнуть. Я имею в виду дражайшую супругу и подающего надеждыотпрыска.
- Что это значит? - вскинулся Эразм.
- Окончательное и безоговорочное расторжение упомянутых уз, -продолжал Дапертутто, - произвести не трудно: для этого достаточно обыкновенных,вполне человеческих средств. Еще во Флоренции вы, вероятно, слыхали, что яискусно приготовляю разные чудодейственные снадобья. Вот и сейчас, видите, уменя здесь такая простая домашняя настойка. Две-три капельки этой настойки надодать тем, кто мешает вам и милой Джульетте, и они без всяких болезненных проявленийтихонечко улягутся на покой. Это, правда, называется умереть, а умирать,говорят, горько, но разве не приятен на вкус горький миндаль? Именно такая горечьу смерти, которая заключена в этой колбочке. Сразу же после радостногоуспокоения означенное достойное семейство начнет благоухать горьким миндалем. Берите,уважаемый, не церемоньтесь.
Он протянул Эразму маленькую склянку.
- Чудовище! - воскликнул тот. - Выходит, я должен отравитьжену и сына?
- Да разве я сказал «отрава»? - перебил Дапертутто. - В этойскляночке вкусное домашнее лекарство. У меня нашлись бы и другие средства датьвам свободу, но я-то хочу вашими собственными руками совершить это вполнеестественное, вполне человеческое деяние, такой уж, у меня каприз. Берите и нио чем не тревожьтесь, голубчик! |
Неведомо как склянка оказалась в руках у Эразма. Ни о чемболее не раздумывая, он бегом пустился домой. Между тем жена его всю ночьпровела в тревогах и душевных терзаниях, она упорно твердила, что приехавший изФлоренции - не муж ее, а некий адский дух, который принял облик мужа. Едва Спикерпереступил порог дома, слуги со страху разбежались и попрятались, толькомаленький Расмус не побоялся подойти к отцу и с детским простодушием спросил, почемуон не принес своего отражения, матушка, мол, очень из-за этого убивается. Эразмглядел на малыша остановившимся взором, сжимая в руках склянку, которую ему далДапертутто. На плече у мальчика сидел голубок, его любимец, он вдруг клюнулпробку бутылочки и тут же поник головкой - он был мертв. Эразм отпрянул.
- Предатель! - вскричал он в ужасе. - Ты не совратишь меня наэто дьявольское преступление!
Он швырнул склянку в открытое окно, и она разбилась во дворео камни. По комнате разлился приятный запах миндаля. Маленький Расмус испугалсяи убежал. Остаток этого дня Эразм провел, терзаясь всевозможными муками; но вотпробило полночь. И тут образ Джульетты стал все более оживать в его душе. Когда-топри их свидании на шее у Джульетты порвались бусы, это были нанизанные на ниткукрасные ягоды, какие носят иногда женщины вместо украшений. Собирая их с пола,Эразм незаметно спрятал одну и верно хранил эту бусинку, ибо она касалась плечДжульетты. Теперь он достал красную ягодку и, глядя на нее, обратился мыслями исердцем к утраченной возлюбленной. И вот ягодка начала источать волшебноеблагоухание, которое всегда словно таинственной дымкой окутывало Эразма, когдаон был вместе с Джульеттой.
- Ах, Джульетта, увидеть тебя один-единственный раз, а там...а там пускай я погибну позорной, постыдной смертью!
Едва вымолвил он эти слова, как в коридоре за дверью послышалсятихий шорох и шелест. Он услышал шаги, раздался стук в дверь. У Эразма дух захватилоот тревожных предчувствий и надежд. Он отворил. На пороге, сияя совершенной красотойи прелестью, стояла Джульетта. Обезумев от радости и любви, он заключил ее вобъятия.
- Вот я и здесь, любимый мой, - сказала она тихо и ласково. -Взгляни, как хорошо сберегла я твое отражение!
Она отбросила покрывало с зеркала. Прижав к груди Джульетту,Эразм с восторгом смотрел на свое отражение. Однако оно не повторяло ни одногоего движения. Эразм содрогнулся до глубины души.
- Джульетта,- взмолился он, - неужели мне суждено лишитьсяразума от любви к тебе? Верни мне отражение и возьми меня самого: мое тело,жизнь, душу мою!
- Между нами еще кое-что стоит, милый Эразм, - возразила Джульетта.- Ведь ты знаешь, что... Разве Дапертутто не говорил тебе?..
- Ради бога, Джульетта, - прервал ее Эразм, - если толькотаким способом я могу стать твоим, то лучше мне умереть!
- Ни в коем случае, - ответила Джульетта, - ни в коем случаенельзя допустить, чтобы Дапертутто соблазнил тебя на подобный поступок.Конечно, плохо, что обет и церковное благословение имеют столь большую силу, ивсе же ты должен разорвать узы, которые тебя связывают, иначе никогда не будешьты моим безраздельно, однако для этого имеется другое, лучшее средство, нежели то,которое предложил Дапертутто.
- Какое же это средство? - живо спросил Эразм. В ответ Джульеттаобвила его шею и, спрятав лицо у него на груди, вкрадчиво прошептала:
- Ты должен подписать своим именем несколько слов на маленькомлисточке бумаги: «Предоставляю моему доброму другу Дапертутто власть над моимиженой и сыном, с тем чтобы он распорядился ими по собственному усмотрению, ирасторгаю узы, связывающие меня с ними, ибо отныне и телом и бессмертной душоймоей принадлежу Джульетте, которую избрал себе в жены и с которой меня на векивечные связывает особенный обет».
Дрожь пробежала по нервам Эразма. На его губах горелиогненные лобзания Джульетты, в руке он держал листок, который она дала ему.Внезапно перед ним возник Дапертутто, он был огромного, исполинского роста и протягивалЭразму стальное перо. В этот же миг на левой руке у Эразма вдруг лопнула жилкаи брызнула кровь.
- Обмакни, обмакни перо, подписывай, подписывай, -пророкотал великан в красном.
- Подпиши, подпиши, единственный мой, навеки любимый, - шепталаДжульетта.
Эразм уже обмакнул перо в кровь, поднес к бумаге... И тут дверьраспахнулась - на пороге стояла женщина в белом одеянии, ее неподвижный, как у призрака,взор был устремлен на Эразма, глухо и горестно она промолвила:
- Эразм, Эразм, что ты делаешь? Именем Спасителя заклинаютебя, не совершай ужасного злодеяния!
В предостерегающем призраке Эразм узнал жену, он отшвырнулперо и бумагу. Огневые молнии засверкали в глазах Джульетты, страшная гримаса исказилаее черты, жаром пламени повеяло от ее объятий.
- Прочь, адское отродье! Моя душа тебе не достанется! ИменемСпасителя, прочь, змея, прочь, адское пламя пылает в тебе!
Так вскричал Эразм и недрогнувшей рукой оттолкнул Джульетту,все еще удерживавшую его. Вдруг раздался пронзительный визг, оглушительный скрежет,и словно черные вороновы крылья захлопали в комнате. Джульетта и Дапертутто скрылисьв густом зловонном чаду, который пополз от стен и загасил свечи. Но вот первыйлуч денницы забрезжил в окнах. Эразм сразу же пошел к жене. Она встретила мужакротко и приветливо. Маленький Расмус как ни в чем не бывало сидел у нее напостели; жена протянула руку измученному Эразму и сказала:
- Я знаю про все напасти, что приключились с тобой в Италии,и мне от души тебя жаль. Дьявол силен, а так как он подвержен всем без исключенияпорокам, то он и ворует часто, вот он и не устоял перед искушением и бессовестноукрал твое красивое, в точности верное отражение. Посмотрись-ка вон в тозеркало, милый мой, добрый муженек!
Дрожа с головы до пят, Эразм с жалким видом повиновался. Зеркалоосталось светлым и пустым. Эразм Спикер не глядел из его глубины.
- На сей раз, - продолжала жена, - даже кстати пришлось, чтоотражения у тебя нет, вид-то у тебя преглупый, дорогой Эразм. Ну, да ты и сам понимаешь,что без отражения сделаешься посмешищем для людей и не сможешь быть порядочными безупречным отцом семейства, внушающим уважение жене и детям. Наш Расмус уженад тобой смеется, того и гляди, нарисует тебе углем усы, а ты и не заметишь.Так что постранствуй еще немного по свету да постарайся при случае выманить учерта свое отражение. Когда вернешь его - тогда и возвращайся, милости просим. Поцелуйменя! - Спикер послушался. - И - счастливого пути! Да присылай иногда штанишки дляРасмуса, он ведь все время ползает по полу, штанишек на него не напасешься. Аесли доведется тебе побывать в Нюрнберге, то пришли тамошних пряников ираскрашенного гусара, как подобает любящему отцу. Прощай же, милый Эразм!
Тут жена повернулась на другой бок и заснула. Спикер взял наруки Расмуса и крепко обнял, но малыш расплакался, тогда Спикер посадил его на место,а сам отправился странствовать по белу свету. Однажды он повстречал небезызвестногоПетера Шлемиля, который продал свою тень, они с ним чуть было не договорились составитькомпанию и путешествовать вместе: Эразм Спикер отбрасывал бы надлежащую тень, аПетер Шлемиль отражался бы подобающим образом в зеркалах, однако из этой затеиничего не вышло.
Таков конец истории о пропавшем отражении.
Постскриптум Странствующего Энтузиаста
Что это, кто там глядит на меня из зеркала? Неужели это я?О, Юлия... Джульетта... Небесный образ... адский дух... Восторг и мука, тоска иотчаяние...
Ты видишь, милый мой Теодор Амадей Гофман, сколь часто,слишком часто неведомая темная сила вмешивается в мою жизнь и, наполняя мои сныобманчивыми видениями, ставит на моем пути такие странные создания. Весь во властивидений Новогодней ночи, я готов поверить, что советник юстиции и впрямь измарципана, а общество его гостей - это украшенная к Рождеству и Новому годувитрина кондитерской и что прекрасная Юлия - обольстительница, творениеРембрандта или Калло, что она выманила у несчастного Эразма Спикера егокрасивое, в точности верное отражение. Прости мне это!
ПРИМЕЧАНИЯ к сказке Гофмана "Приключения в Новогоднюю ночь"
1 Странствующий Энтузиаст- сквозная фигура «Фантазийв манере Калло», имеющих подзаголовок: «Листки из дневника Странствующего Энтузиаста».Объединяет в себе героя некоторых новелл, рассказчика и отчасти самого автора.
2 ...столь мало разделяет свой внутренний мир имир внешний...- Развитие этой мысли см. в «Отшельнике Серапионе».
3 ...та, которую не видел я долгие годы- - Биографическиймотив: Гофман говорит о своей романтической любви к Юлии Марк, молодой девушке,которой он в Бамберге давал уроки музыки и пения. Героиня новеллы (как и позднегоромана «Житейские воззрения кота Мурра») носит имя Юлия.
4 Бергер, Людвиг (1777- 1839) - известный пианисти композитор, учитель Ф. Мендельсона. Концертировал кроме Берлина в Лондоне и Петербурге.
5 Ван Мирис, Франс Старший (1635- 1681) -голландский живописец.
6 ...подобно Клеменсу в «Октавиане»...- В драмеЛюдвига Тика «Император Октавиан» (1804), ч. 2, д. 4, один из персонажей,горожанин Клеменс, вымазав себе лицо сажей и прихрамывая, чтобы походить на черта,отправляется в лагерь «неверных». У Гофмана хромота в сочетании с традиционнымкостюмом Мефистофеля также служит опознавательным признаком не названного втексте черта.
7 ...господин... с выпученными, как у жабы, круглымиглазами- - В гротескном облике мужа Юлии ясно узнаваем жених Юлии Марк, гамбургскийкупец Георг Грепель.
8 ...неподалеку от ресторана Тирмана.- Здесь, каки во всех берлинских рассказах Гофмана, точно воспроизведены топография города,названия ресторанов, магазинов, имена их владельцев и т. п.
9 Вино Одиннадцатого года считалось особенноизысканным и не раз восхвалялось в стихах.
10 ...чертовых парней, которые... упрямились...-В 1794 г.французская революционная армия пыталась отвоевать захваченный австрийцамиМайнц.
11 ...принц Генрих...- в хронике Шекспира «ГенрихIV», ч. 2, д. 2, сц. 2.
12 Энслен И. К. (ок. 1782- 1866) - профессорАкадемии изящных искусств в Берлине, содержал неподалеку от Тиргартена «оптическийкабинет», в котором демонстрировал «волшебные картины». В другом месте он же выставилискусные механические устройства (см. новеллу «Автоматы»).
13 ...молодом живописце по имени Филипп... портретеодной юной принцессы.. - Имеется в виду Филипп Фейт (1793- 1877), пасынок ФридрихаШлегеля, главы немецкой романтической школы; упоминаемая картина - портретпрусской принцессы, написанный в 1814 г.
14 Петер Шлемиль - герой повести Адальберта фонШамиссо «Удивительная история Петера Шлемиля» (1814), продавший дьяволу свою тень.Отвергнутый обществом, невестой, друзьями, он находит смысл жизни в научных разысканияхи странствиях (биографический штрих из жизни самого Шамиссо) с помощью волшебных«семимильных» сапог. Отсюда поразившая гофмановского рассказчика деталь:домашние туфли поверх сапог, которые позволяют Шлемилю, когда это нужно, идти обычнымшагом. Описание внешности незнакомца воспроизводит титульный портрет Шлемиля впервом издании повести Шамиссо. Гофман высоко ценил это произведение и всетворчество Шамиссо.
15 Кондитерская Фукса становится местомдействия в новелле «Пустой дом».
16 Это Минна, она замужем за Расколом.- Минна -невеста Шлемиля, отказавшая ему из-за утраты тени и вышедшая замуж за егослугу, злодея и обманщика Раскала (по-английски «негодяй»).
17 Дапертутто- dapertutto (итал.). - везде,повсюду; это значащее имя, возможно, подсказано фольклорным персонажем «Везде-Нигде».Гофман нередко пользовался этим приемом - переводом значащих немецких имен наитальянский язык.