Скачать сказку в формате PDF

Сказка Туве Янссон
" Мемуары папы Муми-тролля "
Глава шестая

в которой я основываю колонию и переживаю кризис, а также вызываю привидение на остров Ужасов
       Я до сих пор помню утро, когда Фредриксон получил телеграмму.
       Мы сидели в навигационной каюте "Морского оркестра" и пили кофе.
       - Я тоже хочу кофе, - сказал Клипдасс и стал пускать пузыри в свой стакан с молоком.
       - Ты еще маленький, - ласково пояснил Фредриксон. - Между прочим, через полчаса тебя с пакетботом отправят на берег к маме.
       - Надо же! - ничуть не огорчился Клипдасс и продолжал пускать пузыри.
       - А я останусь у вас! - крикнула Мюмла. - Пока не вырасту. Послушай, Фредриксон, ты не можешь изобрести что-нибудь такое, от чего мюмлы вырастают ужасно большими?
       - С нас хватит и маленьких...
       - Мама тоже так считает, - призналась Мюмла. А вы знаете, что я появилась на свет в маленькой раковине, и когда мама нашла меня в аквариуме, я была не больше водяной блохи?
       - Опять ты обманываешь нас, - рассердился я. - Мне очень хорошо известно, что каждый появляется на свет из своей мамы, а сперва сидит в ней, как семечко в яблоке. Таких обманщиц нельзя держать на борту, они приносят несчастье!
       - Ерунда, - беспечно отмахнулась Мюмла, попивая свой кофе большими глотками.
       Мы привязали к хвосту Клипдасса бумажку с адресом и поцеловали его в мордочку.
       - Передай привет своей маме, - велел Фредриксон. - И не грызи пакетбот.
       - Не буду, - радостно пообещал Клипдасс и отправился в путь, а Мюмла пошла присмотреть, чтобы он благополучно сел на пакетбот.
       Фредриксон расправлял на столе навигационной каюты карту мира, когда в дверь постучали и зычный голос сообщил:
       - Телеграмма! Телеграмма-молния Фредриксону!
       За дверью стоял рослый хемуль из королевской гвардии Самодержца. Фредриксон, сохраняя самообладание, надел капитанскую фуражку и с серьезным видом прочитал вслух:
       - "Нашего сведения дошло Фредриксон прирожденный изобретатель точка просим направить талант службу Самодержцу восклицательный знак ответ срочно точка".
       - Извините меня, но этот король не шибко грамотен, - сказал Шнырек.
       - В телеграмме-молнии предлоги никогда не пишутся, - объяснил Фредриксон. - Их некогда вставлять. Наоборот, это отличная телеграмма.
       Он достал щетку для волос, лежавшую за нактоузом, и принялся драть свои уши с такой силой, что пучки волос разлетались по всей навигационной каюте.
       - Можно я расставлю предлоги в твоей телеграмме? - спросил Шнырек.
       Но Фредриксон не слушал его. Что-то бормоча, он стал чистить свои брюки.
       - Послушай-ка, - осторожно начал я, - если ты будешь изобретать разные там штуки Самодержцу, мы не сможем плыть дальше, верно?
       Фредриксон издал неопределенный звук.
       - Ведь на изобретения понадобится немало времени, не правда ли? - продолжаал я. Фредриксон ничего не ответил, и я в полном отчаянии воскликнул: - Ты же хотел стать искателем приключений?!
       Но Фредриксон ответил:
       - Я хочу быть изобретателем. Хочу изобрести летающий речной корабль.
       - А как же я?
       - Ты можешь вместе с остальными основать колонию, - дружелюбно посоветовал он и исчез.
       В тот же день Фредриксон, а вместе с ним и "Морской оркестр" поселились в парке Сюрпризов. На берегу одиноко осталась стоять одна лишь навигационная каюта. По приказу Самодержца речной пароход доставили на поляну Развлечений и сделали из всего этого большой секрет. Восторженные подданные короля с усердием нагородили вокруг парохода целых восемь стен из булыжника.
       Повозка за повозкой доставили сюда необходимое - инструменты, тонны шарикоподшипников, пружину из стальной проволоки. Фредриксон пообещал Самодержцу, что по вторникам и четвергам станет изобретать всякие забавные штуки для пугания подданных, а в прочие дни будет заниматься своим собственным летающим речным пароходом.
       Обо всем этом я узнал позднее, в ту же минуту чувствовал себя крайне одиноким и всеми покинутым. Я снова начал сомневаться в достоинствах Самодержца и не мог больше восхищаться королями. К тому же я понятия не имел, что означает странное слово "колония". Вконец расстроенный, я отправился к дому Мюмлы искать утешения.
       Мюмла мыла братьев и сестер, поливая их водой из шланга.
       - Привет! - крикнула она. - У тебя такой вид, словно ты ел клюкву без сахара!
       - Я уже больше не искатель приключений, я собираюсь основать колонию, - мрачно сообщил я.
       - Вот как! А что это такое? - спросила Мюмла.
       - Сам не знаю, - пробормотал я. - Скорее всего что-то ужасно глупое. Думаю, что нужно уйти отсюда. Наверное, я уйду с хатифнаттами. Одинокий и вольный, как морской орел.
       - Тогда и я пойду с тобой, - заявила Мюмла.
       - Между тобой и Фредриксоном - большая разница, - сказал я тоном, который должен был скрыть мою истинную мысль.
       - Да, конечно! - весело воскликнула Мюмла. - Мама! Где ты? Ну куда она опять подевалась?
       - Привет! - Голова Мюмлы-мамы показалась над травинкой. - Ты всех вымыла?
       - Нет, только половину, - отвечала дочка. - Остальные и так обойдутся. Вот этот тролль просит меня отправиться вместе с ним в кругосветное путешествие, мы улетим... одинокие, как синицы!
       - Нет! Нет! - закричал я с вполне понятным беспокойством. - Я имел в виду совсем другое!
       - Как орел, - поправилась Мюмла.
       Мюмла-мама очень удивилась:
       - Что ты говоришь! Значит, ты не явишься к ужину?
       - Ах, мама, - отвечала Мюмла. - Когда ты в следующий раз увидишь меня, я буду самая большая мюмла на свете! Так мы сейчас отправляемся?
       - Пожалуй, уж лучше основать колонию, - ответил я слабым голосом.
       - Прекрасно! - Мюмла согласилась и на колонию. - Теперь мы - колонисты! Посмотри-ка на меня, мама! Я ведь настоящая колонистка! Я переселяюсь из дома!
       Дорогие читатели, в ваших собственных интересах я прошу вас, будьте осторожны с мюмлами. Они интересуются всем и никак не могут сообразить, что сами-то они вовсе не всем интересны.
       Итак, волею судьбы я основал колонию. Мы - Мюмла, Шнырек, я и Юксаре - собрались в заброшенной навигационной каюте Фредриксона.
       - Ну вот, - сразу же объявила Мюмла. - Я спросила маму, что такое колонисты, и она считает: это те, которые живут очень близко друг от друга, потому что одиночество никому не нравится. А потом все начинают ужасно ссориться, но все равно это гораздо веселее, чем не иметь никого, с кем можно поругаться. Мама предостерегала меня.
       Ее сообщение было встречено неодобрительным молчанием.
       - Так что же, нам нужно сразу начинать ссориться? - со страхом спросил Шнырек. - Я терпеть не могу ссориться. Извините, но ведь ссориться ужасно неприятно!
       - Вовсе нет! - возразил, подумав, Юксаре. - Колония - это место, где живут в мире и спокойствии и как можно дальше друг от друга. Иногда случается что-нибудь непредвиденное, но потом снова наступают мир и спокойствие... Можно, например, жить на яблоне. Песни и солнечный свет... просыпаешься поздно по утрам, вы понимаете... Никто не снует возле тебя и не твердит тебе, что надо, не откладывая, делать и то, и это... В колонии все делается само по себе!
       - Как это само по себе? - удивился Шнырек.
       - Ясное дело, - мечтательно продолжал Юксаре. - Просто нужно оставить дела в покое. Апельсины растут, цветы распускаются, и время от времени рождаются на свет новые Юксаре, чтобы есть апельсины и нюхать цветы. И каждому светит солнце.
       - Нет! Все это никакая не колония! - воскликнул я. - Колония - это свободное товарищество! Товарищество, которое занимается чем-то романтическим и немного страшноватым, ну таким, каким никто другой и заняться не посмеет.
       - Чем же это? - ахнула Мюмла.
       - Сами увидите, - загадочно отвечал я. - В следующую пятницу, в полночь! Вы сильно удивитесь! Шнырек закричал "ура!", а Мюмла захлопала.
       Но страшная правда заключалась в том, что я не имел ни малейшего понятия, чем же мне удивить колонистов в полночь следующей пятницы.
       Итак, началась наша новая самостоятельная жизнь. Юксаре поселился на яблоне неподалеку от дома Мюмлы-мамы. А сама Мюмла заявила, что будет спать каждую ночь на новом месте, чтобы чувствовать себя независимой, и только Шнырек продолжал жить в своей банке из-под кофе.
       Я же остался в навигационной каюте. Она стояла на одиноком утесе и была похожа скорее всего на выброшенный штормом обломок корабля. Я отчетливо помню, как стоял и с грустью смотрел на старый ящик с инструментами, принадлежавший Фредриксону. Хемули из гвардии Самодержца его забраковали, решив, что он недостаточно хорош для придворного изобретателя.
       И тут я решил: именно сейчас мне нужно придумать что-нибудь не менее замечательное, чем изобретения Фредриксона. Но как мне произвести впечатление на своих колонистов? Они ждут не дождутся, скоро пятница, а я к тому же тишком много болтал о том, какой я талантливый...
       На мгновение мне стало совсем тошно. Я смотрел на волны, бегущие одна за другой, и мысленно представляют себе, как Фредриксон без передышки все строит e строит, изобретает и изобретает, а обо мне и думать забыл.
       Мне было почти досадно, что я не родился, как хатифнатт, под неизвестными блуждающими звездами и не мог, как они, плыть и плыть к недосягаемому горизонту, молчаливый и равнодушный ко всему, и чтобы никто не ждал от меня ничего другого.
       В этом печальном настроении я пребывал до самого вечера. Наконец, устав от своего одиночества, я побрел по холмам туда, где подданные Самодержца продолжали строить свои дурацкие стены и устраивать пикники. Повсюду горели маленькие костры, взлетали самодельные фейерверки, и подданные кричали, как всегда, "ура!" своему королю. Проходя мимо банки Шнырька, я услышал, как он разговаривает сам с собой. Речь, как мне показалось, шла о форме какой-то пуговицы, круглой и в то же время продолговатой, если на нее посмотреть с определенной стороны. Юксаре спал у себя на дереве, а Мюмла бегала где-то, чтобы показать своей маме, какая она самостоятельная.
       Глубоко ощущая собственную никчемность, я направился в парк Сюрпризов. Там царила полная тишина. Водопады не работали, лампочки не горели, карусель спала под большим коричневым чехлом. Трон Самодержца был тоже накрыт чем-то драгоценным, а под троном стояла туманная сирена. На земле повсюду валялись фантики от конфет.
       И тут я услышал стук молотка.
       - Фредриксон! - завопил я.
       Но он не ответил - продолжал стучать молотком. Тогда я завел туманную сирену. Минуту спустя в темноте зашевелились уши Фредриксона.
       - Я не могу показать тебе это, пока оно не будет готово, - сказал Фредриксон. - Ты пришел слишком рано.
       - Я и не думаю глядеть на твое изобретение, - немного обиделся я. - Мне просто хочется поговорить.
       - О чем же? - удивился он.
       Немного помолчав, я спросил:
       - Милый Фредриксон, а что должен делать вольный искатель приключений?
       - Что ему хочется, - отвечал Фредриксон. - Ты что-нибудь еще хотел сказать? Вообще-то мне немножко некогда.
       Приветливо помахав ушами, он скрылся в темноте. Вскоре я снова услышал, как он заколачивает гвозди. Всю дорогу меня одолевали совершенно никчемные мысли - ни одна не могла стать Идеей, мне, пожалуй, впервые не доставляло никакого удовольствия думать о самом себе. Я погрузился в состояние глубокой меланхолии. Увы, подобное случалось, и не раз, со мной и в дальнейшем, когда я видел, что кто-нибудь делает что-нибудь лучше меня.
       Подумав, я все-таки решил, что это, казалось бы, не очень-то приятное чувство, на самом деле косвенно свидетельствует о моем скрытом таланте. И еще я заметил: если я впадаю в меланхолию, если начинаю вздыхать, уставясь в морскую даль, это мне явно доставляет некоторое удовольствие. Мне становится жалко себя, а это так приятно.
       Пребывая в столь нехорошем настроении, я с помощью инструментов Фредриксона рассеянно начал кое-что переделывать в навигационной каюте, используя выброшенные на берег обломки реек. Мне казалось, что для дома она слишком тесная.
       Это была печальная, но важная для моего развития неделя. Я забивал гвозди и размышлял, пилил и размышлял, но ни одной гениальной идеи не родилось в моей голове.
       Ночь со среды на четверг выдалась тихая и светлая. На небе сияла полная луна. Все замерло. Даже подданным Самодержца надоело кричать "ура!" и пускать фейерверки. Я достроил лестницу, ведущую на верхний этаж, и сидел у окна, положив мордочку на лапы. Стояла такая тишина, что было слышно, как мохнатые ночные бабочки чистят свои крылышки.
       И тут я увидел на песчаном берегу маленькое белое существо. При первом взгляде я решил, что это хатифнатт. Но когда, скользя, оно приблизилось, шерсть у меня на затылке встала дыбом. Существо было прозрачное. Сквозь него я отчетливо различал камни, потому что оно просвечивало насквозь и не имело тени! Если добавить, что это нечто было закутано во что-то похожее на тончайшую белую занавеску, то каждому станет яснее ясного, что это было привидение.
       Я взволнованно поднялся. Заперта ли входная дверь? Может быть, привидение захочет пройти сквозь нее... Куда же мне спрятаться? Заскрипела наружная дверь. Холодный ветерок взметнулся и подул мне в затылок.
       Теперь, вспоминая об этом, я не уверен, что так уж испугался, наверное, просто решил быть как можно осторожнее. Поэтому я заполз под кровать и стал ждать. Чуть погодя заскрипела лестница. Один раз скрипнула, второй... Я знал, что у лестницы девять ступенек (эту лестницу было ужасно тяжело делать, она была винтовая). Я сосчитал до девяти. Потом стало совсем тихо, и я подумал: "Теперь Оно стоит за дверью..."
       На этом Муми-папа сделал эффектную паузу.
       - Снифф, - сказал он, - подкрути-ка фитиль керосиновой лампы. Подумать только, когда я читаю про ночь с привидениями, лапы у меня становятся совершенно мокрыми!
       - Кто-то что-то сказал? - пробормотал Снифф, проснувшись.
       Папа Муми-тролля осуждающе взглянул на Сниффа:
       - Да нет, ничего. Просто я читал свои мемуары.
       - Про привидение - это хорошо, - одобрил Муми-тролль. Он лежал, натянув одеяло до ушей. - А про печальное настроение, по-моему, лишнее. Получается слишком длинно.
       - Длинно? - обиделся папа. - Что ты называешь длинным? В мемуарах должно быть описание печальных чувств. Во всех мемуарах это есть. Я пережил кризис.
       - Что пережил? - не понял Снифф.
       - Мне было ужасно плохо, - немного сердясь, объяснял папа. - Я был так несчастлив, что даже не заметил, как построил двухэтажный дом!
       - А были яблоки на яблоне Юксаре? - спросил Снусмумрик.
       - Нет, - отрезал папа и, поднявшись, захлопнул тетрадь в клеенчатой обложке.
       - Послушай, папа, - сказал Муми-тролль, - про привидение действительно ужасно интересно.
       Но папа уже спустился в гостиную - бывшую навигационную каюту - и уставился на барометр-анероид, который по-прежнему висел над комодом.
       "Что же тогда сказал Фредриксон, увидев мой дом? "Надо же, что ты смастерил! Надежная защита". Но другие-то и не заметили, что дом стал выше! Может, и вправду надо сократить главу о чувствах? Может, она и впрямь глупая и вовсе не занимательная? Может, и вся книга глупая?"
       - Никак ты сидишь в темноте? - удивилась Муми-мама, открывая кухонную дверь.
       - Мне кажется, глава о переживаниях моей юности нелепая, - сказал папа.
       - Ты говоришь про начало шестой главы? - уточнила мама.
       Папа что-то пробормотал.
       - Это одно из лучших мест во всей книге, - твердо сказала Муми-мама. - У тебя получается гораздо правдивее, когда ты перестаешь хвастаться. Детишки слишком малы, чтобы понять это. Я принесла тебе бутерброды на ночь. Ну, пока.
       Она пошла наверх. Лестница проскрипела точно, как тогда, - девять раз. Но эта лестница была сделана гораздо прочнее, чем старая...
       Папа съел один бутерброд. Потом еще один. Потом тоже поднялся наверх, чтобы читать продолжение Муми-троллю, Снусмумрику и Сниффу.
       Щель в дверях чуть расширилась, и маленький белый дымок влетел в комнату. Свернувшись в кольцо, он таращил два белых мигающих глаза - из своего укрытия под кроватью я это видел совершенно отчетливо.
       "Это и в самом деле привидение", - сказал я себе. (Во всяком случае, смотреть на него было не так страшно, как слушать скрип на лестнице.) В комнате стало холодно, как во всех рассказах о привидениях, из всех углов дуло, и привидение вдруг чихнуло.
       Дорогие читатели, не знаю, как бы вы к этому чиху отнеслись, но я из-за чихания начал относиться к привидению с меньшим уважением; я выполз из-под кровати (между прочим, привидение уже и так заметило меня) и сказал, впрочем, очень вежливо:
       - Будьте здоровы!
       - Сам будь здоров, - сердито буркнуло привидение. - Призраки ущелий скулят, как бродячие псы, в такую мрачную злосчастную ночь!
       - Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? - спросил я.
       - В такую злосчастную ночь, - угрюмо продолжало привидение, - скрипят забытые кости на морском берегу.
       - Чьи кости?
       - Забытые кости, - отвечало привидение. - Бледно-желтый ужас скалит зубы над заклятым островом. Берегитесь, смертные, я вернусь в пятницу, тринадцатого, сего месяца.
       Тут привидение распрямилось и, бросив на меня устрашающий взгляд, улетело через полураскрытую дверь, но прежде ударилось макушкой о притолоку и крикнуло: "Ой! Гоп-ля-ля!" Потом скользнуло вниз по лестнице, вылетело на лунный свет и трижды издало вой, будто гиена. Но все это уже не произвело на меня сильного впечатления.
       Увидев, как привидение растворилось в вечерней мгле, я расхохотался. Теперь-то у меня есть сюрприз для колонистов! Теперь я могу совершить такое, на что никто не осмелится!
       В пятницу, тринадцатого, незадолго до полуночи я повел колонистов на берег моря. Их ждал там приготовленный мной скромный ужин: суп, хрустящие хлебцы и апельсиновый сок (на всех перекрестках стояли бочки с соком, и каждый мог наливать себе сколько хочет). На фарфоровой посуде я нарисовал черным велосипедным лаком скрещенные кости.
       - Ты мог бы взять у меня немножко красной краски, - сказал Шнырек, - или желтой и голубой. Извини, конечно, но так было бы веселее.
       - Но я не собирался делать веселее, - сдержанно отвечал я. - Сегодня ночью вы увидите здесь такие страшные вещи, что и представить себе нельзя. Будьте готовы ко всему.
       Юксаре сказал, глядя в тарелку:
       - По вкусу напоминает уху. Какая это рыба? Плотва?
       - Морковь, - отрезал я. - Ешь! Ты считаешь, что привидения - это что-то совсем обыкновенное?
       - А... Так вот оно что. Ты будешь рассказывать истории про привидения?
       - Я обожаю про привидения, - заахала Мюмла. - Мама по вечерам всегда рассказывает нам страшные истории и под конец сама так пугается, что мы полночи ее успокаиваем. А с моим дядей по материнской линии бывает еще хуже. Один раз...
       - Я говорю совершенно серьезно, - перебил я ее сердито. - Рассказывать про привидения?.. Клянусь своим хвостом! Я покажу вам привидение! Настоящее! Интересно, что вы тогда скажете? - И я победоносно посмотрел на них.
       Мюмла захлопала, а Шнырек со слезами на глазах прошептал:
       - Миленький тролль, не надо!
       - Ну ради тебя вызову очень маленькое привидение, - успокоил я его.
       Юксаре перестал есть и уставился на меня с удивлением, я бы даже сказал, с восхищением! Я достиг цели: спас свою репутацию и свой авторитет! Но, дорогие читатели, вы можете представить себе волнение, охватившее меня перед тем, как часы пробили двенадцать? Вернется ли привидение? Будет ли оно достаточно устрашающим? А вдруг начнет чихать, болтать всякую чепуху и испортит всю затею?
       Типичная черта моего характера - любой ценой произвести впечатление на окружающих: вызвать восторг, сострадание, страх или любые другие сильные чувства. Возможно, это происходит оттого, что в детстве меня никто не понимал.
       Когда полночь приблизилась, я вскарабкался на утес, поднял мордочку к луне и принялся делать магические жесты лапами и издавать такой вой, который должен был пронять всех до мозга костей. Иными словами - я вызывал привидение.
       Колонисты сидели как зачарованные, лишь в ясных глазах Юксаре я увидел иронию и искорку недоверия. Я и сегодня чувствую глубокое удовлетворение от того, что произвел-таки впечатление на Юксаре. Привидение явилось! Оно и в самом деле было прозрачное, без тени, и тут же начало завывать о забытых костях и ужасах из ущелья.
       Шнырек закричал от страха и спрятал голову в песок. Зато Мюмла сразу же подошла к привидению и протянула ему лапку:
       - Привет! Как приятно увидеть настоящее привидение. Не хочешь ли отведать нашего супчика?
       Никогда не знаешь, какой номер выкинут мюмлы!
       Конечно, привидение оскорбилось. Оно растерялось, съежилось, сморщилось и исчезло, превратившись в печальное колечко дыма. Юксаре начал смеяться, и я почти уверен, что привидение слышало этот смех. В общем, ночь была испорчена.
       Но колонистам пришлось дорого заплатить за свою непростительную бестактность. Последующую неделю просто трудно описать. Никто из нас не мог спать по ночам. Привидение нашло железную цепь и звякало ею до четырех утра. Кроме того, нас будил крик совы, вой гиены, шаркающие шаги и стук в двери, наша мебель начала прыгать по комнате и ломаться.
       Колонисты были недовольны.
       - Убери свое привидение, - потребовал Юксаре. - По ночам я хочу спать!
       - Не могу, - серьезно пояснял я. - Если хоть раз вызовешь привидение, приходится его терпеть.
       - Шнырек плачет, - упрекал меня Юксаре. - Привидение нарисовало череп на его банке из-под кофе и написало внизу: "ЯД".
       - Какое ребячество, - ответил я.
       - И Фредриксон рассердился. Твое привидение накалякало всякие угрозы на "Морском оркестре" и ворует у него стальные пружинки!
       - В таком случае, - согласился я, - нужно и в самом деле принимать какие-то меры! И немедленно!
       Я быстренько сочинил обращение и повесил его на двери навигационной каюты. Оно гласило:

       "Уважаемое привидение!

       По ряду причин в следующую пятницу перед заходом солнца состоится собрание привидений. Все жалобы принимаются во внимание.