Скачать сказку в формате PDF

Сказка Туве Янссон
" В конце ноября "
Глава 11

      На рассвете, когда ноябрьская ночь медленно превращалась в бесцветное утро, с моря пришел туман. Он клубился, поднимаясь по склонам гор, сползал в долину, наполняя ее до краев. Снусмумрик проснулся пораньше, с тем, чтобы провести несколько часов наедине с самим собой. Его костер давно погас, но ему не было холодно. Он владел простым и в то же время редким искусством сохранять свое собственное тепло и теперь лежал, не шевелясь, стараясь снова не впасть в сон. Туман принес в долину удивительную тишину и неподвижность.
       Снусмумрик вдруг встрепенулся, сон сразу же слетел с него. Он услыхал, хоть еще не очень ясно, свои пять тактов.
       "Хорошо, - подумал он, - выпью чашку черного кофе, и они будут мои". Но как раз этого ему бы сейчас не следовало делать.
       Утренний костер занялся и быстро разгорелся. Снусмумрик наполнил кофейник речной водой и поставил его на огонь. Он сделал шаг назад, наступив нечаянно на грабли хемуля, и растянулся на земле. Со страшным грохотом покатилась вниз к реке какая-то кастрюля, из палатки высунул свою большую морду хемуль.
       - Привет!
       - Привет, привет! - ответил Снусмумрик.
       Хемуль, замерзший, сонный, приковылял к огню со спальным мешком на голове, с твердым намерением быть приятным и любезным.
       - Ах эта жизнь на природе! - воскликнул он.
       Снусмумрик подал кофе.
       - Подумать только, - продолжал хемуль, - слышать таинственные звуки ночи, лежа в настоящей палатке! Кстати, у меня в ухе стреляет, у тебя нет какого-нибудь средства?
       - Нет, - сказал Снусмумрик. - Тебе с сахаром или без?
       - С сахаром, желательно четыре кусочка, - ответил хемуль.
       Грудь у него уже согрелась, и поясницу ломило не так сильно. Кофе был очень горячий.
       - Знаешь, что мне в тебе нравится, - доверительно сказал хемуль, - то, что ты такой молчаливый. Можно подумать, что ты очень умный. Мне хочется поговорить о моей лодке.
       Туман начал редеть и подниматься, вот уже проступила вначале черная земля, потом большие сапоги хемуля... Но голова его все еще оставалась в тумане. Он чувствовал себя вроде бы как всегда, только вот с ушами было что-то неладное. От кофе в животе у него потеплело, он стал вдруг беспечным и весело сказал:
       - Послушай, мы, кажется, понимаем друг друга. Лодка Муми-папы вроде бы стоит на причале у мостков возле купальни. Точно?
       И они стали вспоминать: мостки, узенькие, полузатонувшие, раскачивающиеся на темных сваях, купальню с остроконечной крышей, с красными и зелеными стеклами и крутой лесенкой, спускающейся к воде.
       - Мне думается, лодку вряд ли там оставили, - сказал Снусмумрик и оставил кружку. Он подумал: "Они, наверно, уплыли на ней, но говорить о них с этим хемулем я не хочу".
       Но хемуль наклонился к нему и сказал серьезно:
       - Надо пойти проверить. Лучше идти вдвоем, чтобы нам никто не мешал.
       Они пошли, и скоро их фигурки исчезли в тумане, который поднялся и поплыл над землей. В лесу он напоминал огромный белый потолок, опирающийся на темные стволы деревьев. Это была неповторимая и торжественная картина. Хемуль молчал и думал о своей лодке.
       Лодочная пристань ничуть не изменилась, парусная лодка исчезла. Жижа из водорослей и ила лежала выше уровня высокой воды, а маленький челнок был вытащен на берег к самому лесу. Временами в разрывах тумана отчетливо виднелись море, берег и небо. По-прежнему стояла удивительная тишина.
       - Знаешь, что со мной происходит? - воскликнул хемуль, - что-то совершенно... совершенно невероятное! У меня больше не болят уши.
       Ему вдруг ужасно захотелось довериться, откровенно рассказать о себе, но от смущения он не мог найти нужные слова. Снусмумрик издал неопределенный звук и пошел дальше. Вдоль всего берега, насколько хватало глаз, тянулась темная гряда, мокрая от воды, - под грудой водорослей и тростника скопилось все, что прилив и шторм выбросили на берег. Разбитые в щепки бревна были утыканы гвоздями и всякими покорежившимися железяками. Море поглотило берег, подступив прямо к деревьям, и в их ветвях застряли водоросли.
       - Штормило, - сказал Снусмумрик.
       - Я стараюсь из всех сил, - воскликнул хемуль за его спиной.
       Снусмумрик издал, как всегда, неопределенный звук, означавший, что он слышал сказанные ему слова и добавить ему нечего.
       Они пошли по мосткам. Под ними медленно колыхалась в такт движению воды коричневая масса. Это были водоросли, оторванные со дна волнами. Внезапно туман растаял, и берег стал самым пустынным берегом на свете.
       - Ты понимаешь? - спросил хемуль.
       Снусмумрик сжал трубку зубами и уставился на воду.
       - Угу, - сказал он. И, немного погодя, добавил: - Мне думается, борта маленькой лодки нужно собирать внахлест.
       - Да, - согласился хемуль. - Для маленьких лодок это гораздо лучше. И их нужно смолить, а не покрывать лаком. Я смолю лодку каждую весну, прежде чем отправляюсь в плавание. Вот только с парусом я не могу решить, какой лучше: белый или красный. Белый - это всегда хорошо, так сказать, классический цвет. Зато если подумать, красный парус - это смело. Что ты на это скажешь? Может, красный это слишком вызывающе?
       - Нет, почему же, - отвечал Снусмумрик, - пусть будет красный.
       Ему хотелось спать, хотелось лишь одного - залезть в палатку и закрыться там ото всех.
       Хемуль всю дорогу рассказывал про свою лодку.
       - У меня есть одна странность, - говорил он. - Все, кто любит лодки, для меня ну просто родные. Взять, например, Муми-папу. В один прекрасный день он поднимает парус и уплывает. Вот так безо всяких, уплывает и все! Совершенно свободный! Иногда, знаешь, мне кажется, что мы с ним похожи. Правда, немножко, но все-таки похожи.
       Снусмумрик издал неопределенный звук.
       - Да, в самом деле, - спокойно продолжал хемуль, - а ведь недаром его лодка называется "Приключение". В этом заключен большой смысл.
       Они расстались у палатки.
       - Это было прекрасное утро, - сказал хемуль. - Спасибо, что ты меня слушал.
       Снусмумрик закрыл палатку. Оттого, что она была зеленая, каждому, кто находился в ней, казалось, что снаружи всегда светит солнце.
       Когда хемуль подошел к дому, уже наступил день и никто не знал, что хемулю подарило это утро. Филифьонка отворила окно, чтобы проветрить комнату.
       - Доброе утро! - закричал хемуль. - Я спал в палатке! Я слышал ночные звуки!
       - Какие звуки? - спросила Филифьонка и закрепила крючком ставни.
       - Ночные звуки, - повторил хемуль. - Я хочу сказать: звуки, которые раздаются по ночам.
       - Вот оно что, - сказала Филифьонка.
       Она не любила окна, они ненадежны - ветер их то распахивает, то запахивает... В северной гостиной было холоднее, чем за окном. Она села перед зеркалом и стала снимать бигуди. Ее слегка знобило. Она думала о том, что окна у нее всегда выходят на север, даже в ее собственном доме. И все-то у нее идет шиворот-навыворот: волосы не высохли как следует (и немудрено в такую-то сырость!), кудряшки повисли как проволока, а ведь утренняя прическа - такая важная вещь! Да еще Мюмла сюда явилась! В доме пахнет сыростью и запустением и повсюду лежит пыль. Комнаты нужно проветрить, устроить хороший сквозняк, нагреть побольше воды и сделать генеральную уборку...
       Но стоило только Филифьонке подумать про генеральную уборку, как голова у нее закружилась, к горлу подступила тошнота, и на одно страшное мгновение она повисла над пропастью. Она знала, что никогда больше не сможет заниматься уборкой. "Как же я стану жить, если не смогу ни убираться, ни готовить еду? - подумала она. - Ведь на свете нет больше никакого стОящего занятия".
       Она спустилась с лестницы очень осторожно. Все сидели на веранде и пили кофе. Филифьонка оглядела их. Она взглянула на помятую шляпу Онкельскрута, на нечесаную голову Мюмлы, на круглый затылок хемуля, слегка покрасневший от утреннего холода. Вот они сидят тут все вместе. И до чего же красивые волосы у Мюмлы! И вдруг Филифьонка почувствовала страшную усталость и подумала: "Они меня совсем не любят".
       Она вошла в гостиную и огляделась. Хемуль завел часы, постучал по барометру. Мебель стояла на своих местах, и все, что когда-либо происходило в этой гостиной, было чужое и непонятное и знать ее не хотело.
       Филифьонка вдруг бросилась в кухню за дровами. Она жарко натопит печь, согреет дом и всех, кто надумал поселиться в нем.
       - Послушай, как там тебя зовут, - закричал Онкельскрут, стоя у палатки. - Я спас предка! Моего приятеля - предка! Она забыла, что он живет в печке. Как только она могла! А теперь лежит на кровати и плачет.
       - Кто? - спросил Снусмумрик.
       - Ясное дело, эта, с горжеткой! - воскликнул Онкельскрут. - Вот ужас-то!
       - Она скоро успокоится, - пробормотал Снусмумрик.
       - Онкельскрут удивился. Он был очень разочарован. Он постучал палкой по земле и сказал про себя много нехороших слов, потом пошел к мосту. Там сидела Мюмла и расчесывала волосы.
       - Ты видела, как я спас предка? - строго спросил он. - Еще секунда, и он бы сгорел.
       - Но ведь он не сгорел, - сказала Мюмла.
       - Молодежь нынче ничего не понимает, вы какие-то бесчувственные. Вы, похоже, и не думаете восхищаться моим поступком, - проворчал Онкельскрут и вытащил из воды сачок. Он был пустой.
       - Рыба в реке водится только весной, - сказала Мюмла.
       - Это не река, а ручей. Мой ручей, и в нем полно рыбы.
       - Послушай, Онкельскрут, - спокойно возразила Мюмла, - это и не река, и не ручей. Это речушка. Но раз семья муми-троллей называет ее рекой, значит, это река. Что ты все споришь о том, чего нет и никогда не было?
       - Потому что так интереснее!
       А Мюмла все чесала и чесала свои волосы, и гребень шуршал, как волны по песчаному берегу, - легко и равнодушно.
       Онкельскрут встал и сказал с большим достоинством:
       - Если даже ты видишь, что это речушка, зачем говорить мне об этом? Что за кошмарные дети, зачем вы огорчаете меня?
       Мюмла очень удивилась и перестала причесываться.
       - Ты мне нравишься, - сказала она. - Я вовсе не хотела тебя огорчить.
       - Хорошо, - обрадовался Онкельскрут, - но тогда перестань говорить о том, что есть на самом деле, и дай мне видеть все так, как мне приятно.
       - Я постараюсь, - обещала Мюмла.
       Онкельскрут был сильно взволновал. Он потопал к палатке и закричал:
       - Эй ты там в палатке! Скажи: ручей это, река или речушка? Есть там рыба или нет? Когда ты, наконец, выйдешь оттуда и заинтересуешься хоть чем-нибудь?
       - Сейчас, - сердито ответил Снусмумрик. Он внимательно прислушался, но Онкельскрут больше ничего не сказал.
       "Надо идти к ним, - подумал Снусмумрик. - Неудобно. И зачем я только вернулся сюда, что у меня с ними общего, они ничего не понимают в музыке. - Он перевернулся на спину, потом лег на живот, зарылся мордочкой в спальный мешок. Что бы он ни делал, они все равно являлись к нему в палатку, они все время были рядом - беспокойные глаза хемуля, Филифьонка, плачущая на кровати, хомса, который все время молчал, уставясь в землю, разъяренный Онкельскрут.. Они были тут же, они засели у него в голове, и к тому же в палатке пахло хемулем. - Надо выйти отсюда, - подумал Снусмумрик, - лучше быть с ними, чем думать о них. И как они не похожи на семью муми-троллей. С ними тоже было нелегко. Они были повсюду, они хотели все время разговаривать с ним. Но с ними можно было чувствовать себя как будто наедине с самим собой. "Как же это им удавалось? - удивился Снусмумрик. - Ведь я был с ними каждое лето и не замечал, что они давали мне возможность побыть одному".