Скачать сказку в формате PDF

Датская сказка
" Санный поезд "

      Жил-был в старину один датский король. А как звали короля - никто теперь уже и не помнит. Сказывают только - была у того короля одна-единственная дочка.
       Всем взяла молодая принцесса - и умом, и красотой, и добрым нравом. Только вот беда: печальней ее на всем свете не было. Не засмеется, бывало, принцесса, не улыбнется даже - что хочешь делай!
       День-деньской плачет да горюет, хмурится да куксится. Так и прозвали ее - принцесса Кукса.
       Сам-то король был человек веселый. Однако, глядя на дочь, и он сам не свой стал: брюзжит, ворчит, все-то не по нем. И то сказать: детей у него - одна дочка. Значит, ей и королевой после него быть. А как ей государство доверить, когда она только и умеет, что плакать да вздыхать. Не ровен час - и вовсе от печали умрет!
       Испугался король и объявил: "Всякий, кто рассмешит принцессу, получит ее в жены и полкоролевства в придачу".
       Отыскалось тут немало охотников счастья попытать. Как только не потешали они королевскую дочь, как не веселили! И притчи сказывали, и загадки загадывали, и пели, и плясали. А все зря! Принцесса и не улыбнется. Так и отъезжали все женихи со двора не солоно хлебавши.
       До того нагляделся король на эти потехи, до того наслушался разных шуток-прибауток, что ни видеть, ни слышать их больше не мог. А пуще всего надоела ему родная дочка. Как ни веселили ее, как ни потешали, она все плакала да куксилась.
       И вот, чтоб поменьше докучали ему бесталанные женихи, издал король новый указ:
       "Всякий, кто рассмешит принцессу, получит ее в жены и полкоролевства в придачу. А не рассмешит - горе ему! Окунут его в смолу, вываляют в перьях и прогонят с позором со двора".
       Женихов сразу поубавилось. А принцесса как была, так и осталась Кукса.
       Жил в той самой стране один человек, и было у него три сына: Педер, Палле и Еспер, по прозвищу Настырный.
       Жили они в глуши, так что немалый срок прошел, покуда они про королевский указ прослышали.
       Смекнули тут братья разом: "Счастье само нам в руки идет. Всего-то и дела - принцессу рассмешить!"
       "Уж я-то в забавах толк знаю",- подумал Педер и тут же собрался счастья попытать. Дала ему мать на дорогу котомку со всякой снедью, а отец - кошелек с далерами.
       Идет Педер путем-дорогою, а как дошел до курганов Ос, что меж Северным морем и Лимфьордом, глядь - идет навстречу ему старушка, бедная, в лохмотьях, саночки за собой волочит.
       - Здравствуй, добрый человек! - говорит старушка.-Не подашь ли хлебца да скиллинг на бедность?
       - Ишь чего захотела старая карга! - обозлился Педер.- Хлеба и денег у меня самого в обрез, а путь еще неблизкий!
       - Не будет тебе пути! - молвила старушка.
       Махнул Педер рукой на старушкины речи.
       "Пусть ее, старая ведьма, болтает!" - подумал они
       Шел Педер, шел, близко ли, далеко ли, пришел наконви на королевский двор и говорит:
       - Зовут меня - Педер, и хочу я принцессу рассмешить.
       Введи его в,королевские покои, стал он королю и ее дочке свое искусство показывать. А умел Педер самые пив тешные на свете песни петь. Крепко он на них надеялся, кие гда в замок шел. Пел он теперь эти песни, пел одну за дркуу гой. А толку - ни на грош! Хоть бы улыбнулась принцесса. Окунули тут Педера в смолу, вываляли в перьях и прогнааив с позором с королевского двора.
       Добрую четверть постного масла извела мать, покуда смолу с Педера смыла.
       "Педеру не повезло, авось Палле счастье улыбнется" - решили старики.
       Собрали они Палле в дорогу. Дала ему мать котомку со снедью, а отец - кошелек с далерами. Отправился и он в путь-дорогу, и ему у курганов старушка с саночками поввстречалась.
       - Здравствуй, добрый человек! - говорит старушка.
       Не подашь ли хлебца да скиллинг на бедность?
       Но и Палле отговорился и ничего ей не дал.
       - Не будет тебе пути! - молвила старушка.
       Махнул рукой на старушкины речи Палле.
       "Пусть ее, старая ведьма, болтает" - подумал он.
       Шел Палле, шел, близко ли, далеко ли, пришел наконяв на королевский двор и говорит:
       - Зовут меня Палле, и хочу я принцессу рассмешите
       Ввели его в королевские покои, стал он королю и ее дочке свое искусство показывать. А умел Палле самые гам тешные небылицы плести. Плетет он, бывало, свои небылям цы, плетет, все кругом, со смеху помирают. Вот и теперь, кия стал он сказывать, сам хохочет, король хохочет, а принцессе только от скуки позевывает.
       Отпотчевали тут Палле так же, как и Педера: окунули в смолу, вываляли в перьях, и вернулся он домой - глядеть жалко.
       А Есперу хоть бы что! Не боится он, что и его участь постигнет. Заладил одно:
       - Пойду на королевский двор принцессу смешить!
       - Эх, дурень ты горемычный! - сказали отец с матерью. - Неужто, по-твоему, ты удачливее братьев? Куда тебе до них! И песни они поют, и небылицы плетут. А с тобой - один грех! Ничего-то ты не умеешь, только на потеху себя выставишь!
       - Этого-то мне и надо! - обрадовался Еспер.
       Отговаривали его старики по-всякому, только Еспер знай свое твердит:
       - Пойду на королевский двор принцессу смешить!
       Махнул рукой на старушкины речи Палле.
       "Пусть ее, старая ведьма, болтает, - подумал он.
       Шел Палле, шел, близко ли, далеко ли, пришел наконяв на королевский двор и говорит:
       - Зовут меня Палле, и хочу я принцессу рассмешить.
       Ввели его в королевские покои, стал он королю и ее дочке свое искусство показывать. А умел Палле самые гам тешные небылицы плести. Плетет он, бывало, свои небылям цы, плетет, все кругом, со смеху помирают. Вот и теперь, кия стал он сказывать, сам хохочет, король хохочет, а принцессе* только от скуки позевывает.
       Отпотчевали тут Палле так же, как и Педера: окунули" в смолу, вываляли в перьях, и вернулся -он домой - глядесгЦ жалко.
       А Есперу хоть бы что! Не боится он, что и его участь постигнет. Заладил одно:
       - Пойду на королевский двор принцессу смешить!
       - Эх, дурень ты горемычный! - сказали отец с матерью.- Неужто, по-твоему, ты удачливее братьев? Куда тебе до них! И песни они поют, и небылицы плетут. А с тобой - один грех! Ничего-то ты не умеешь, только на потеху себя выставишь!
       - Этого-то мне и надо! - обрадовался Еспер.
       Отговаривали его старики по-всякому, только Еспер знай свое твердит:
       - Пойду на королевский двор принцессу смешить!
       Скажешь: "Тпр-ру!" - они и станут. А тронет кто санки, птичка встрепенется и закричит: "Чик-чирик! Чик-чирик!" Прикажешь: "Держи крепче!" - и кто бы ни был в санках - не оторваться ему от них, покуда не скажешь: "Отпусти!" Приглядывай хорошенько за санками, чтоб их никто у тебя не украл. Уж с ними-то наверняка ждет тебя удача!
       - Спасибо, бабушка, за подарекюЬ-поблагодарил Еспер старушку, уселся в санки - и крикнул: - Чик-чиришь, пташка!
       Понеслись тут санки-самоходы по проселочной дороге словно мчала их пара лихих коней. Глядят люди вслед, ди_ вятся - не надивятся. А Есперу будто и дела нет, будто и не привыкать ему так ездить.
       Мчатся санки по проселочной дороге, не останавливает их Еспер. Лишь поздно вечером повернул он на постоялый двор - ночевать. Санки взял с собой в горницу, привязал их крепко-накрепко к постели. Санки-то резвые да скорые, того и гляди, сбегут!
       Люди на постоялом дворе видели, как лихо подкатил Еспер к воротам, и долго удивлялись такому чуду. Но пуще всех разобрало любопытство трех служанок.
       Очень уж хотелось им самоходные санки разглядеть. И вот ночью, только Еспер заснул, встает одна из служанок и тихонько в горницу пробирается. Подкралась она к санкам, нащупала их, и тут:
       - Чик-чирик! Чик-чирик! - встрепенулась и закричала птичка. Вмиг проснулся Еспер и приказывает:
       - Держи крепче!
       И вот уже служанке от санок не оторваться. Стоит, с места двинуться не может. А Еспер перевернулся на бок и опять заснул.
       Немного погодя прокралась в горницу другая служанка и то лее - хвать санки!
       - Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка. Проснулся Еспер и приказывает:
       - Держи крепче!
       И вот уже вторая служанка с места двинуться не может. А Еспер перевернулся на бок и^снова заснул.
       Служанки на постоялом дворе были одна другой любопытней. Под конец и третья служанка не выдержала, прокралась в горницу и тоже - хвать санки.
       - Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка. Проснулся Еспер и приказывает:
       - Держи крепче!
       Стоят все три служанки, с места двинуться не могут.
       Спозаранку, покуда на постоялом дворе еще не проснулись, выволок Еспер санки на дорогу. И пришлось служанкам, хочешь не хочешь, следом тащиться, а они в одних ночных рубахах!
       - Чик-чирик, птичка!
       И покатили санки по проселочной дороге, а горемычные служанки бегут что есть духу следом. Щеки у них от стыда пылают, слезы градом катятся: в одних рубахах при всем честном народе предстали.
       Ехал Еспер, ехал, попадается ему по дороге церковь. А пастор с пономарем как раз идут туда службу отправлять.
       Увидели они чудной поезд, крестятся!
       Эй вы, бесстыжие! Бегаете за парнем, да еще в одних рубахах!-крикнул пастор служанкам.
       Схватил он за руку ту, что позади всех бежала, и тянет ее прочь.
       Но не тут-то было!
       - Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка.
       - Держи крепче! - приказал Еспер.
       И уж не разжать пастору руки. Пришлось ему следом за служанками бежать.
       - Господи, помилуй нас! Ваше преподобие! - заорал пономарь. - Куда вы? Да и не пристало в ваши лета да привашем-то сане за молодыми служанками гоняться!
       Подбегает пономарь к санкам и хватается за пасторскую ризу.
       - Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка.
       - Держи крепче! - приказал Еспер.
       Пришлось и пономарю вместе со всеми по дороге бежать.
       Подъехали санки к кузнице. Кузнец только-только лошадь подковал и в правой руке еще кузнечные клещи держит, а в левой у него - пучок сена, которым он лошадь подкармливал.
       Мчатся мимо санки, полощется по ветру пола Пономаревой рясы. А кузнец был малый веселый. Как увидел самоходный поезд, захохотал во всю глотку и цап клещами пономаря за полу.
       - Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка.
       - Держи крепче! - приказал Еспер.
       Пришлось и кузнецу бегом за пономарем пуститься, а пучок сена за ним следом волочится.
       Летят санки по дороге, навстречу им - гусиное стадо. Увидали гуси сено, крылья распустили, бегут к санкам, с ноги на ногу переваливаются, и ну сено щипать.
       - Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка.
       Пришлось и гусям от других не отставать; сколько ни шипели, сколько ни гоготали - толку мало. Бегут следом, с ноги на ногу переваливаются.
       Долго ли, коротко ли ехали, а подъехал санный поездк королевскому двору. Завернул туда Еспер со всей своей свитой.
       Трижды объехал потешный поезд вокруг замка. Что тут было! Шум на всю округу!
       Служанки в одних рубахах голосят что есть мочи; пастор в полном облачении молится и стонет; пономарь не своим голосом воет и ревет; кузнец хохочет и чертыхается; гуси гогочут и шипят.
       На шум сбежалась вся челядь из замка, пришлось и королю с принцессой выйти поглядеть на Еспера со свитой. Ну и хохотал король, даже икать стал. А как взглянул на дочку - глазам не верит, хохочет принцесса Кукса, да так, что слезы у нее по щекам градом катятся.
       - Тпр-ру! - приказал Еспер, и санки-самоходы стали.
       - Отпусти! - снова приказал Еспер Настырный.
       Пустились тут бежать без оглядки гуси и кузнец, пономарь и пастор, а под конец - все три служанки.
       Взбежал Еспер к принцессе на крыльцо и говорит:
       - Ага, рассмешил я тебя! Теперь ты моя!
       Вот так и взял себе в жены Еспер, по прозвищу Настырный, принцессу Куксу да еще полкоролевства в придачу получил. А после смерти старого короля досталось ему и все королевство.