Рассказ про Ала Ад-Дина и волшебный светильник
(Волшебная лампа Алладина)

И мать Ала ад-Дина поцеловала султану руку, и пожелала ему блага, и вернулась домой, охваченная великой радостью, и когда она пришла и вошла к своему сыну, тот увидел, что лицо ее улыбается, и счел это за добрый знак, особенно когда увидал, что она, против обыкновения, воротилась без блюда. «О матушка, если хочет того Аллах, ты несешь добрую весть и добилась благодаря самоцветам благоволения султана?» — воскликнул он, и мать рассказала ему, как султан встретил ее с лаской и при виде драгоценных камней потерял разум и как он ей обещал, что его дочь станет женой Ала ад-Дина. «Но только, дитя мое,— продолжала она,—прежде чем он мне обещал, везирь тайком сказал ему что-то, и после того как везирь с ним поговорил, он обещал мне все сделать через три месяца. И я боюсь, о дитя мое, как бы везирь не оказался воплощением зла и не изменил мнения султана». И когда Ала ад-Дин услыхал об обещании султана, он обрадовался великой радостью и воскликнул: «Раз султан обещал мне свою дочь через три месяца, мне нет дела, будет ли везирь воплощением зла или воплощением добра! — И поблагодарил мать за ее труды и милости и воскликнул: — Клянусь Аллахом, матушка, ты сегодня вынула меня из могилы! Хвала Аллаху! Я уверен, что нет теперь в мире никого счастливее меня!»

И Ала ад-Дин протерпел два месяца времени, и однажды его м"ать вышла на закате солнца, чтобы купить масла, и увидела, что рынок заперт, и весь город украшен, и люди убирают свои лавки цветами и освещают их свечами и светильниками, и увидела она, что воины и вельможи едут верхом на конях и перед ними пылают факелы и свечи. И мать Ала ад-Дина удивилась, и вошла в лавку масленника. которая оказалась открытой, и купила у него масла, и потом она спросила хозяина: «Заклинаю тебя жизнью, что случилось в городе? Почему он сегодня так украшен и рынок торговцев заперт?» — «О женщина,— сказал масленник,— ты, очевидно, чужая в этом городе».— «Нет,— отвечала мать Ала ад-Дина,— но я не знаю, по какой причине его так украсили».— «Сегодня вечером,— сказал масленник,— сын везиря войдет к дочери султана, госпоже Бадр аль-Будур. Сейчас он в бане, и все эти воины и вельможи ждут, когда он выйдет, чтобы пойти впереди него и привести его во дворец султана». И когда мать Ала ад-Дина услыхала его слова, она огорчилась и растерялась, не зная, как ей сказать своему сыну об этом недобром деле,— ведь Ала ад-Дин ожидал окончания этих трех месяцев, отсчитывая каждую минуту.

И она вернулась домой, и вошла к своему сыну, и сказала ему: «О сынок, я хочу сообщить тебе недобрую весть, но только ты не огорчайся».— «Говори, что это за весть»,— воскликнул Ала ад-Дин, и она сказала: «Султан нарушил обещание относительно своей дочери, госпожи Бадр аль-Бу-дур, и выдал ее замуж за сына везиря, и сегодня вечером он войдет к ней. О дитя мое, чуяло мое сердце, когда я говорила с султаном, что этот везирь — воплощение зла и что он обязательно изменит решение султана».— «А ты проверила, верная это весть или нет?» — спросил Ала ад-Дин. И его мать молвила: «О дитя мое, я увидела, что город украшен и что все воины и эмиры сидят на конях и ожидают, когда сын везиря выйдет из бани. Масленник рассказал мне об этом, и он удивился, когда я его спросила, и сказал: «О старуха, ты, видно, чужая в этом городе».

Когда Ала ад-Дин услыхал такие слова и убедился, что известие верное, он сильно огорчился и его даже охватила лихорадка, но потом он подумал и обратился к своему рассудку: «Как быть?» — и вспомнил про светильник, и сказал своей матери: «Клянусь твоей жизнью, о матушка сын везиря никогда не порадуется с нею! Но поставь столик и накрой его, чтобы нам поужинать, а потом я пойду в свою комнату и сосну, и утро принесет радость».

И мать его поставила столик, и они поужинали, а потом Ала ад-Дин пошел в свою комнату, взял светильник и потер его, и раб тотчас же появился перед ним и сказал: «К твоим услугам! Твой раб перед тобой, требуй чего хочешь!» «Слушай,— сказал Ала ад-Дин,— я попросил у султана разрешения жениться на его дочери, и он обещал отдать ее за меня через три месяца, но не сдержал обещания и отдал ее за сына везиря, и сегодня вечером тот войдет к ней. Вот чего я желаю от тебя: когда ты увидишь, что молодые, муж и жена, легли вместе, возьми их и принеси ко мне».— «Слушаю и повинуюсь!» — ответил раб и скрылся.

А Ала ад-Дин вертелся на постели, думая о вероломстве султана; и когда наступило время спать, раб вдруг появился и принес постель, на которой лежали новобрачные, и увидев это, Ала ад-Дин обрадовался и сказал рабу: «Отнеси этого поганца в нужник и положи его там». И раб тотчас же унес сына, везиря, и положил его в нужник, и так дунул на него, что тот весь иссох, а раб вернулся к Ала ад-Дину и спросил его: «О владыка, нужно ли тебе еще что-нибудь?» — «Возвратись ко мне завтра утром, чтобы отнести их на место»,— сказал Ала ад-Дин, и раб ответил: «Слушаю и повинуюсь!» — и скрылся.

А Ала ад-Дин, увидев, что госпожа Бадр аль-Будур находится перед ним, сказал ей: «О моя возлюбленная, я велел принести тебя сюда не для того, чтобы унизить твою честь, но чтобы не позволить другому насладиться тобой!»

А что касается госпожи Бадр аль-Будур, то, увидев себя в этой темной комнате, она испугалась и задрожала. И потом Ала ад-Дин положил между собой и царевной меч и проспал ночь с ней рядом, не обманув ее, что же касается сына везиря, то он провел в нужнике самую черную ночь в своей жизни. А когда взошел день, раб явился с раннего утра, не дожидаясь, чтобы Ала ад-Дин потер светильник, и унес сына везиря с дочерью султана, и положил их на место, так что никто этого не видел, но те умирали от страху, чувствуя, что их переносят с места на место.

И не успел этот раб из джиннов положить их во дворце, как султан явился проведать свою дочь, госпожу Бадр аль-Будур; и едва сын везиря услышал, что султан входит, он быстро поднялся с постели, очень недовольный, так как ему хотелось немного согреть свои кости,— он ведь провел всю ночь в нужнике, трясясь от холода и страха. И он тотчас же встал и надел свою одежду, а султан вошел и приблизился к своей дочери, госпоже Бадр аль-Будур. Он поцеловал ее между глаз, и пожелал ей доброго утра, и спросил ее насчет ее мужа — довольна она им или нет, но царевна не дала ему ответа, и он увидел, что лицо у нее сердитое. И султан несколько раз заговаривал с дочерью, но та не отвечала ему, и тогда он вышел, и пошел к царице, своей жене, и рассказал ей обо всем, что случилось с его дочерью, и царица, услышав это, сказала: «О царь времени, таков уж обычай новобрачных! В день после свадьбы они всегда стесняются и дуются на своих родителей. Не взыщи же с нее — через несколько дней она опомнится и начнет разговаривать с людьми. А я сейчас пойду посмотрю, что с ней такое».

И султанша встала, надела свою одежду и пошла к дочери. Она подошла к царевне, поцеловала ее и пожелала ей доброго утра, но царевна не дала ей ответа, и султанша подумала, что с ее дочерью, наверно, случилось какое-нибудь диковинное событие, которое ее встревожило. «Доченька,— сказала она,— почему ты такая и что с тобой делается? С тобой, наверно, случилось что-нибудь, что тебя встревожило. Я пришла к тебе, чтобы на тебя поглядеть и пожелать тебе доброго утра, а ты не дала мне ответа, и так же, дочь моя, ты поступила с твоим отцом». И тут госпожа Бадр аль-Будур подняла голову и сказала: «О матушка, не взыщи! Да, мне, правда, следовало встретить тебя с почетом и уважением, но я надеюсь, что ты меня извинишь, и простишь, и выслушаешь, какова причина, побудившая меня так вести себя. Эта причина — темная ночь, которую я только что провела. Не успел мой муж лечь ко мне в постель, как какое-то существо — я не знаю ни вида его, ни образа — подняло нас вместе с постелью и поставило ее в одном темном, грязном и скверном месте...» И госпожа Будур рассказала своей матери обо всем, что она увидела в эту ночь: как ее мужа унесли от нее и она осталась одна, а потом пришел другой юноша, и положил между ними меч, и лег с нею рядом, а утром тот, кто унес их, воротил их на место. «И когда мы оказались здесь,— продолжала царевна,—он оставил нас, и спустя немного вошел мой отец, и от того, что со мной произошло, я ему не ответила, когда он заговорил. Может быть, ему стало из-за меня тяжело, но если бы он знал, что со мной случилось сегодня ночью, он бы, наверно, меня простил и не взыскивал бы с меня».— «О дочка,— сказала ее мать,— берегись, не говори таких слов, чтобы не подумали, что ты сошла с ума и потеряла рассудок. Слава Аллаху, что ты не рассказала об этом твоему отцу! Ни за что не говори ему таких слов».— «О матушка,— молвила госпожа Будур,— я не сошла с ума и не лишилась рассудка! Если ты не веришь моим словам, то спроси моего мужа»,— «Вставай и выбрось из головы эти пустые бредни,— сказала султанша.— Надень платье и посмотри, как радуются во всем городе твоей свадьбе, и послушай, как играют ради тебя музыкальные инструменты и барабаны».

Потом султанша позвала служанку, и та нарядила госпожу Будур и привела ее в порядок, а султанша вышла к султану и сказала ему, что госпоже Будур привиделся этой ночью дурной сон, который ее встревожил. Она попросила у султана прощения за свою дочь, а потом послала за сыном везиря и спросила, правду ли говорит ее дочь или нет, и сын везиря, от страха, что лишится своей жены, принялся все отрицать и сказал: «Я ничего об этом не знаю», И царица убедилась, что ее дочери приснились сны и видения.

И в городе весь день продолжались торжества, до самого вечера, а когда пришло время спать, Ала ад-Дин взял светильник и потер его, и раб вдруг явился и сказал: «К твоим услугам. Твой раб перед тобой, требуй чего хочешь!»

И Ала ад-Дин велел ему принести царевну с мужем и сделать так, как в прошлую ночь, раньше чем сын везиря возьмет ее девственность, и раб в мгновение ока исчез и ненадолго скрылся. И потом он вернулся, неся постель и на ней новобрачных, жену и мужа, и отнес сына везиря в домик отдохновения, а Ала ад-Дин положил между собой и госпожой Будур меч и лег с ней рядом, и под утро раб из джиннов вернулся и отнес их обратно на их место.

Что же касается султана, то он утром встал, надел свою одежду и пошел посмотреть на дочь". Он вошел в ее дворец, и когда сын везиря услышал, что султан входит, он быстро оделся и вышел, и ребра стучали у него от холода. А султан подошел к своей дочери, пожелал ей доброго утра и спросил, как она поживает, и увидел он, что царевна хмурится так же, как и вчерашний день. И когда султан увидел, что дочь не отвечает ему, он рассердился и понял, что с ней, несомненно, что-то произошло, и обнажил меч, и закричал: «Или ты мне расскажешь, что с тобой делается, или я убью тебя!» Увидев, что ее отец сердится, госпожа Будур испугалась и сказала: «Будь со мной кроток, о отец! Когда я тебе расскажу, что со мной было, ты меня простишь!» И она рассказала султану обо всем, что с ней случилось, и сказала: «А если ты мне не веришь, спроси моего мужа, он тебе обо всем расскажет. Я не знаю, куда его уносили, и я его не спрашивала». Услышав эти слова, отец царевны сказал ей: «О дочка, почему ты не рассказала этого мне вчера? Я бы заставил тебя выкинуть из головы этот страх и эту печаль. Вставай, веселись и развлекайся — сегодня вечером я приставлю к тебе стражей, чтобы они тебя охраняли».

И потом царь поднялся, и ушел к себе во дворец, и послал за везирем, и спросил его: «Рассказывал ли тебе твой сын что-нибудь, о везирь?» И везирь ответил: «О царь времени, я не видел моего сына ни вчера, ни сегодня. А что?» И султан сообщил ему обо всем, что рассказывала ему дочь, и сказал: «Я хочу, чтобы ты расспросил своего сына и мы бы выяснили это дело. Возможно, что моей дочери привиделся сон». И везирь вышел, позвал своего сына и спросил его об этом, и тот сказал: «Отец, слова госпожи Будур — истина. Мы многое испытали в эти две ночи, и они были для нас хуже всех ночей. Со мной случилось больше бед, чем с моей женой, так как моя жена спала в своей постели, а что до меня, то меня уложили спать в нужнике — в тесном, темном месте, где скверно пахло, и ребра у меня стучали от холода. О отец, я хочу, чтобы ты поговорил с султаном и он освободил бы меня от этого брака: у меня не осталось сил перенести еще такую ночь, как прошедшие».

Услышав эти слова, везирь огорчился, так ему хотелось возвысить и возвеличить сына женитьбой на дочери султана, и он не знал как поступить. Ему тяжело было расторгнуть брак, ведь он молил всех святых, чтобы добиться этого брака, и он сказал сыну: «Потерпи, сынок! Сегодня ночью мы приставим к вам стражей!» Потом он возвратился к султану и рассказал, что говорил ему сын, и добавил: «Если хочешь, о царь времени, мы сегодня ночью приставим к ним стражей». Но султан возразил: «А зачем? Не нужен мне этот брак!» И он тотчас же приказал кричать в городе о прекращении празднеств, и подданные его очень удивились, особенно когда увидели, что везирь и его сын выходят из дворца, и узнали, что их оттуда выгнали и брак расторгнут, и никто не знал — почему. И султан бросил думать об этом деле.

И затем истекли три месяца, после которых он обещал матери Ала ад-Дина отдать свою дочь за ее сына,— а Ала ад-Дин отсчитывал каждый час, и когда прошли эти месяцы, он послал свою мать к султану, чтобы потребовать исполнения обещания, а султан совсем забыл, что он обещал ей. И мать Ала ад-Дина поднялась, и пошла во дворец, и встала у дверей дивана; и когда диван наполнился и явился султан, он посмотрел и увидел мать Ала ад-Дина, которая стояла у дверей. И он вспомнил о том, что обещал ей, и сказал везирю: «О везирь, вон стоит та женщина, что поднесла мне драгоценные камни. Приведи ее ко мне». И везирь пошел, и привел мать Ала ад-Дина, и поставил ее перед султаном, и старушка поцеловала землю, и помолилась за султана, и сказала ему: «О царь времени, кончились три месяца, после которых ты обещал выдать свою дочь, госпожу Будур, за моего сына Ала ад-Дина». И султан растерялся, не зная, что ей ответить, так как он видел, что эта женщина бедная. И он обратился к везирю и спросил его: «Каково твое мнения, о везирь? Я... Да, я, конечно, обещал, но я вижу, что она женщина бедная и они не из знатных людей. Как же следует, по-твоему, поступить?» А везиря охватила зависть, и он вспомнил, что произошло с его сыном, брак которого был расторгнут, и сказал: «О царь времени, как ты выдашь свою дочь замуж за бедного человека — чужеземца, которого ты не знаешь?» — «А что же придумать, чтобы отвадить его от нас? Я ведь обещал»,— сказал царь. И везирь молвил: «О владыка султан, избавиться от них просто: пошли к нему и потребуй сорок золотых блюд, наполненных такими же ценными камнями, как те, что он прислал, и еще сорок рабов и невольниц, которые принесут эти блюда».— «Вот оно, правильное мнение! — воскликнул султан, и обратился к матери Ала ад-Дина, и сказал ей: — Скажи твоему сыну, что я стою на том, что я обещал, но хочу от него в приданое за дочь сорок блюд, полных таких же камней, как те, что ты принесла мне раньше, и сорок рабов и сорок невольниц, которые принесут эти блюда. Когда он мне их пришлет, я выдам за него дочь».

И мать Ала ад-Дина вышла, покачивая головой и бормоча про себя: «Откуда достанет мой горемычный сын то, чего требует султан? Допустим: он пойдет в сокровищницу и принесет блюда и драгоценные камни, но откуда ему взять рабов и рабынь?» И она шла до тех пор, пока не пришла домой, и вошла к своему сыну Ала ад-Дину, и рассказала ему все, и сказала: «О дитя мое, не думай больше о госпоже Будур и выкинь ее из головы. Это все, сынок, из-за вези-ря». Но Ала ад-Дин засмеялся и сказал: «Пойди и принеси нам чего-нибудь пообедать, а потом Аллах облегчит для нас это дело, и я доставлю султану то, что он требует. Не думай, что мне трудно что-либо сделать из уважения к глазам моей возлюбленной, госпожи Будур».

И мать его поднялась и вышла на рынок, чтобы купить того, что ей было нужно, а Ала ад-Дин пошел к себе в комнату и потер светильник, и раб-джинн предстал перед ним и сказал: «Требуй, о владыка!» — «Я хочу от тебя,—сказал Ала ад-Дин,—чтобы ты принес мне сорок золотых блюд, наполненных лучшими драгоценными камнями, находящимися в сокровищнице, и еще приведи сорок рабов и сорок рабынь, одетых в роскошнейшие платья, и пусть это будут красивейшие рабыни, какие только есть».

И раб исчез на минутку и принес требуемое, и оставил все у Ала ад-Дина, и скрылся; и вдруг мать Ала ад-Дина вернулась с рынка и вошла в дом. Она увидела рабов и рабынь и золотые блюда и камни, и остолбенела, и воскликнула: «Аллах да оставит нам навек твой светильник!» А Ала ад-Дин молвил: «О матушка, не снимай покрывала! Пойди захвати султана, пока он не ушел в гарем, и отнеси ему то, что он потребовал».

И мать Ала ад-Дина поднялась и пошла вместе с рабами и невольницами, и каждая из невольниц несла одно блюдо. Достигнув дворца, она вошла с ними к султану, отвесила ему поклон и пожелала величия и долгой жизни, и рабыни поставили перед ним блюда, и когда султан увидел это, он удивился и остолбенел — в особенности от красоты и прелести невольниц. Сияние драгоценных камней отняло у него зрение, и он стоял ошеломленный, вытаращив глаза, словно немой. Потом он приказал отвести рабынь с блюдами во дворец своей дочери, госпожи Бадр аль-Будур, а сам обратился к везирю и спросил его: «Ну, везирь, что ты скажешь о человеке, который оказался способен на то, что бессильны сделать цари всего мира? Клянусь Аллахом, этого, пожалуй, даже много за мою дочь!» И везирь, хотя его, как мы говорили раньше, убивала зависть, мог только пролепетать: «О владыка султан, сокровищ всего мира мало за твою дочь, а ты счел это приношение слишком большим и значительным!» И султан из этих слов понял, что везирь охвачен завистью, и оставил его, и сказал матери Ала ад-Дина: «Передай твоему сыну, что я принял от него приданое и деньги за мою дочь и она стала ему женой, а он мне зятем. Скажи ему, пусть он придет ко мне, чтобы я с ним познакомился, и ему достанется от меня только полное уважение и внимание. И если он хочет, то я сегодня же вечером введу его к моей дочери».

И мать Ала ад-Дина поцеловала землю и вышла, улетая от радости при мысли, что она — бедная женщина, а ее сын станет зятем султана. А султан распустил диван и пошел к своей дочери, госпоже Будур, и спросил ее: «О дочь моя, как ты находишь подарок своего нового жениха?» — «Клянусь Аллахом, о батюшка, эти камни ошеломляют разум»,— ответила царевна. И султан молвил: «Я думаю, дочь моя что этот твой жених в тысячу раз лучше сына везиря и, если пожелает Аллах, ты насладишься с ним».

Что же касается матери Ала ад-Дина, то она пришла домой, и пошла к своему сыну Ала ад-Дину, и сказала ему «Радуйся, дитя мое, то, чего ты хотел, исполнилось! Султан принял приданое за свою дочь и сказал мне, что ваша свадьба и твой переезд к невесте будет сегодня вечером И еще он велел сказать: «Пусть твой сын ко мне придет чтобы я с ним познакомился». И Ала ад-Дин обрадовался и поблагодарил мать за ее благодеяния и труды, а потом он тотчас же вошел в свою комнату и потер светильник, и в ту же минуту джинн предстал перед ним и спросил: «Чего ты хочешь, о мой владыка?» — «Отведи меня в царскую баню и принеси мне перемену платья, которого в жизни не надевали султаны, и пусть оно будет драгоценное»,— приказал Ала ад-Дин.

И джинн тотчас же понес его и доставил в роскошную баню, и Ала ад-Дин выкупался и надушился благовониями и ароматами. А выйдя, он увидел перед собой полную перемену царского платья, и выпил напитков, и надел это платье, и джинн понес и поставил в его доме, и оказавшись дома, Ала ад-Дин сказал: «Я хочу, чтобы ты доставил ко мне сорок невольников — двадцать пусть идут впереди меня, двадцать сзади,— и все они должны быть в нарядных одеждах, на конях и с оружием. И пусть будут на них роскошные украшения, равных которым не найти, а сбруя каждого коня должна быть из чистого золота. И еще принеси мне восемьдесят тысяч динаров и приведи коня, которому равного не найдется у султанов, и сбруя у моего коня вся должна быть из самоцветов и благородных камней, так как я направляюсь к султану. И еще я хочу от тебя двенадцать невольниц — самых красивых, какие только есть,— они пойдут во дворец с моей матерью,— и на каждой пусть будет дорогая, красивая одежда и множество драгоценных камней и украшений. И еще принеси моей матери одежду, подходящую для царских жен». И джинн сказал: «Слушаю и повинуюсь!» — и на мгновение исчез, и принес все это. И Ала ад-Дин сказал матери, чтобы она взяла невольниц и шла во дворец, и Ала ад-Дин сел на коня, выстроил своих невольников впереди себя и сзади и проехал через весь город с этой пышной свитой,— да будет же слава одаряющему, вечносущему! И Ала ад-Дин ехал по городу, смущая своей красотой полную луну, ибо он и так был красивый, а счастье еще увеличило его красоту. И жители города, увидав его в таком благородном образе и прекрасном обличий, прославляли творца; а достигнув дворца и приблизившись к нему, он отдал приказ своим невольникам, и те принялись бросать людям золото.

Султан между тем сидел в диване вместе со своими вези-рями и вельможами своего царства и ожидал прибытия Ала ад-Дина, а у ворот дворца он поставил несколько эмиров и вельмож, чтобы те его встретили. И когда Ала ад-Дин подъехал к воротам, он хотел слезть с коня, но один из знатных эмиров выступил вперед, и удержал его, и сказал: «О господин, султан приказал, чтобы ты сошел с коня у дверей дивана». И везири с эмирами пошли впереди Ала ад-Дина и шествовали, пока не пришли к дверям дивана, и тогда они подошли, взялись за стремя коня и свели Лла ад-Дина на землю, поддерживая его. И эмиры, и знатные люди царства шли впереди Ала ад-Дина, пока не прибли зились к султану, и султан тотчас же встал с престола, и обнял Ала ад-Дина, и посадил его справа от себя, а Ала ад-Дин приветствовал султана так, как приветствуют царей, и сказал ему: «О царь времени, твое великодушие побудило тебя оказать мне столь великую милость и женить меня на твоей дочери, хотя я ничтожнейший из твоих рабов. Я хотел бы, чтобы твое величество пожаловало мне кусок земли, на котором я построю дворец, достойный госпожи Бадр аль-Будур». Увидев, что Ала ад-Дин наделен такой выдающейся красотой и облачен в дивную одежду, а его невольники шествуют в столь замечательном строю и так роскошно одеты, султан удивился и был ошеломлен так же, как и его эмиры и вельможи царства, а везирь — тот едва не умер от зависти. А потом султан велел бить в литавры и барабаны и повел Ала ад-Дина за собой во дворец. Они поужинали с Ала ад-Дином, и султан стал с ним разговаривать, и Ала ад-Дин отвечал так красноречиво, вежливо и почтительно, что пленил разум султана.

И затем султан послал за судьей и свидетелями, и они написали брачную запись и заключили условие, и Ала ад-Дин встал, чтобы идти домой, но султан схватил его за , полу и сказал: «О дитя мое, бракосочетание окончено и все завершилось, и сегодня вечером ты войдешь к своей жене. Куда же ты уходишь?»— «О царь времени,— отвечал Ала ад-Дин,— я желаю построить для госпожи Будур достойный ее дворец, и я могу войти к ней только в этом дворце. Если захочет Аллах, он сейчас же будет окончен».— «О дитя мое,— сказал султан,— перед моим дворцом большой участок земли, и если он тебе нравится, построй дворец там».— «Это как раз то, что мне нужно»,—сказал Ала ад-Дин, и потом он попрощался с султаном и вернулся домой со своими невольниками. Он вошел, взял светильник, и потер его, и, когда раб светильника явился, сказал ему: «Я хочу, чтобы ты построил дворец со всей возможной скоростью, и пусть он будет очень большой, со всякими коврами и полным устройством, и ковры пусть будут в нем царские, а устройство — султанское». И раб из джиннов ответил: «Внимаю и повинуюсь!» А утром он пришел, взял Ала ад-Дина и показал ему дворец, ковры и прочее убранство, и Ала ад-Дин обрадовался, и тотчас же вернулся домой, и сел на коня, и поехал с невольниками и свитой в диван к султану. А султан, встав утром, открыл окно, и посмотрел, и увидел перед своим дворцом другой огромный дворец, ошеломляющий разум, весь из мрамора и порфира, и Ала ад-Дин потребовал от джинна еще большой ковер, весь затканный золотом, который тянулся от его дворца до дворца султана.

И когда султан увидел этот дворец, привлекающий взоры, и великолепный ковер, тянувшийся до его дворца, он удивился столь дивному делу, и как раз в это время вошел к нему везирь, и султан сказал ему: «Пойди-ка сюда и посмотри, о везирь, что сделал Ала ад-Дин за сегодняшнюю ночь, и тогда ты поймешь, что он достоин и заслуживает быть мужем моей дочери Бадр аль-Будур. Взгляни на это строение — какое оно высокое! Можешь ты построить ему подобное в течение двадцати лет? А он все это сделал за одну ночь». И везирь посмотрел и подивился этому делу, и зависть его усилилась. «О царь времени,— сказал он султану,— все эти проделки — чистое колдовство, ибо люди не могут сделать ничего такого за одну ночь».— «Клянусь Аллахом,— сказал султан,—я дивлюсь на тебя! Как это ты думаешь про людей только дурное? Но это следствие твоей зависти. Вчера вечером ты был здесь, когда я подарил ему землю, чтобы он построил на ней великолепный дворец. О сумасшедший, тот, кто мог принести мне такие драгоценные камни, как те, которые он мне подарил, способен построить такой дворец за одну ночь». И везирь онемел и не дал ему ответа, а потом султан вышел в диван, и сел, и вдруг видит: едет Ала ад-Дин со своей свитой, и он и его невольники бросают людям золото, и все охвачены любовью к нему. И когда султан увидел Ала ад-Дина, он поднялся, встретил его, обнял, и поцеловал, и пошел с ним, держа его за руку; и когда они вошли в самый большой и великолепный зал, там поставили столики, и султан сел, и Ала ад-Дин сел от него справа, вместе с эмирами, везирями и вельможами царства. И они ели, пили и веселились, и султан посматривал на мать Ала ад-Дина и удивлялся: ведь она раньше приходила к нему в бедной одежде, а сейчас он видит ее в роскошном царском платье.

И в городе, и во дворце, и во всем царстве султана началось великое торжество, и люди приходили смотреть на похищающий разум дворец Ала ад-Дина и говорили: «Клянемся Аллахом, он достоин! Да благословит его Аллах!»

А когда кончили есть, Ала ад-Дин встал, попрощался с султаном, сел на коня и отправился к себе во дворец, чтобы приготовиться к встрече невесты, и войдя во дворец, он увидел там рабынь, невольниц и невольников, которых не счесть, и сказал им, чтобы они были готовы встретить невесту. Когда же раздался призыв к предзакатной молитве, султан отдал приказ, и везири, эмиры, вельможи государства, знатные люди царства, воины и рабы сели на коней, и сам султан тоже сел на коня и спустился с ними на площадь. А Ала ад-Дин со своими невольниками выехал верхом на площадь вместе с султаном и начал там играть и показывать свое рыцарское искусство, и никто не мог устоять против него, а невеста его смотрела из окна своего дворца, и когда она его увидела, он понравился ей, и она полюбила его великой любовью. Затем, после этого, гулянье окончилось, и султан с Ала ад-Дином вернулись каждый в свой дворец, а когда наступил вечер, везири и знатные люди царства пошли и взяли Ала ад-Дина и во главе огромного шествия повели его в баню, и он выкупался, и вышел, и сел на коня, и вернулся к себе во дворец с пышной сви той, и четыре везиря предшествовали ему с обнаженными мечами, пока они не достигли дворца. А затем, после этого, они возвратились, взяли госпожу Будур и вышли с нею, с невольницами и с рабынями, и они шли с факелами, свечами и светильниками, пока не достигли дворца Ала ад-Дина, и царевну отвели в ее покои, а мать Ала ад-Дина была возле нее. И царевну показывали Ала ад-Дину семь раз, каждый раз в другом облачении, и госпожа Будур смотрела на дворец, в котором была, и дивилась на золотые светильники, украшенные изумрудами и яхонтами; а стены во дворце были все из мрамора, яшмы и других драгоценностей. Потом поставили столик для брачной трапезы, и все сели и стали есть, пить и веселиться, и перед ними стояли восемьдесят невольниц, каждая из которых держала в руках какой нибудь музыкальный инструмент и играла на нем, и чаши и кубки ходили вкруговую, и была это такая ночь, которой не знал в свое время и Зу-ль-Карнейн. И затем люди ушли, каждый в свое место, и Ала ад-Дин вошел к своей жене Бадр аль-Будур и уничтожил ее девственность, и они провели ночь, наслаждаясь любовью. А когда наступило утро, Ала ад-Дин поднялся, надел роскошное, великолепное платье, позавтракал и выпил вина, а потом он встал, сел на коня и поехал, и невольники его поехали вместе с ним. И Ала ад-Дин направился во дворец султана, и султан, когда он прибыл, поднялся на ноги, встретил его, обнял и посадил от себя по правую руку, и эмиры и вельможи царства подошли и поздравили его. После этого султан отдал приказ,— и поставили столики, и все ели, и пили, и веселились, пока не насытились; а когда столики убрали, Ала ад-Дин обратился к султану и сказал ему: «О царь времени, не угодно ли тебе пожаловать ко мне и пообедать с твоей дочерью, госпожой Будур? И возьми с собой всех своих ве-зирей, эмиров и вельмож царства».— «Гы достоин этого, сын мой»,—отвечал султан. И йотом он поднялся вместе с вельможами царства, и они сели на коней и поехали с Алаад-Дином в его дворец. И когда султан вошел во дворец, то его ум был ошеломлен такой роскошью и великолепием, и он обратился к везирю и сказал ему: «О везирь, видел ты в жизни или слышал на своем веку что-нибудь подобное этому?» — «О царь времени,— ответил везирь,— я не могу поверить, что это работа людей, сынов Адама. Нет, это дело колдунов и чародеев».— «Твоя завистливость мне известна,— сказал царь,— и я знаю, почему ты постоянно наговариваешь на Ала ад-Дина».

Потом Ала ад-Дин повел султана наверх, в покои госпожи Будур, и султан увидел там комнату с окнами, все решетки которых были из изумруда, и ум его был ошеломлен. И он заметил, что одна из решеток не закончена — а Ала ад-Дин оставил ее незаконченной нарочно,— и, увидав, что в решетке чего-то не хватает, воскликнул: «Какая жалость! Эта решетка несовершенна! — И он обратился к везирю и сказал ему: — Ты знаешь, по какой причине эта решетка не закончена?»— «Не знаю, о царь времени»,— сказал везирь. И царь молвил: «Это потому, что Ала ад-Дин торопился построить дворец и не успел доделать решетку».

А Ала ад-Дин в это время вошел к своей жене, чтобы сообщить ей о прибытии ее отца, султана, и когда он вернулся, султан спросил его: «Ала ад-Дин, дитя мое, по какой причине ты не закончил эту решетку?» — «О царь времени,—отвечал Ала ад-Дин,—я оставил ее такой, чтобы твое величество оказало мне почет и велело ее закончить и чтобы у нас осталось воспоминание о тебе».— «Это дело нетрудное»,—сказал царь и тотчас же велел привести торговцев драгоценными камнями и ювелиров. Он приказал выдать из, казны все, что им понадобится из драгоценностей и металлов, и повелел им доделать решетку.

А госпожа Бадр аль-Будур вышла из своих покоев, подошла к отцу, радуясь и смеясь, и поцеловала ему руку, и отец обнял ее, поцеловал и поздравил. Между тем наступил час обеда, и перед султаном, госпожой Бадр аль-Будур и Ала ад-Дином поставили столики, а для главного везиря и прочих эмиров, везирей, вельмож царства и знатных людей государства накрыли другие столики. И султан с Ала ад-Дином и госпожой Бадр аль-Будур сели за столик и стали есть, и пить, и веселиться; и султан дивился на чудесные яства, великолепные кушанья и убранства столиков, уставленных столь роскошной посудой. Перед ним стояли восемьдесят невольниц, каждая из которых держала в руках какой-либо музыкальный инструмент, и все они играли на своих инструментах трогательные напевы, от которых утешались сердца тоскующих. И султан возвеселился и возрадовался, и стала ему приятна жизнь, и он говорил про себя: «Поистине, таковы должны быть цари и таков должен быть у них порядок!» И они ели, пока не насытились, и чаши ходили меж ними в круговую; а потом столики с едой убрали и поставили столики со сластями и плодами в другой большой комнате, и все перешли туда и опять поели досыта, а мастера, торговцы драгоценностями и ювелиры начали работать, чтобы закончить решетку, и султан поднялся, и посмотрел на их работу, и увидел, что она очень отличается от первоначальной, так как мастера не могут выполнить подобной работы. А потом торговцы драгоценностями осведомили султана, что всех камней, находящихся в его казне, никак не хватит, и султан приказал открыть другую казну, большую, и взять из нее все, что им нужно, а если тоже не хватит, тогда пусть возьмут камни, которые преподнес ему Ала ад-Дин.

И мастера брали эти камни, пока большая казна не опустела, и они взяли также все камни, которые преподнес Ала ад-Дин, но их тоже не хватило даже на часть незаконченной решетки. И султан приказал своим везирям, чтобы каждый, у кого есть камни, отдал их мастерам, а стоимость их взял у султана, и везири приносили камни, которые имели, пока у них не осталось ничего, но из этого всего не сделали даже и половины работы.

И слух об этом распространился, и Ала ад-Дин пошел посмотреть на работу мастеров и увидел, что те не закончили даже и половины недостающей решетки. Тогда он приказал им разобрать то, что они сделали, и вернуть владельцам камни, которые они взяли у везирей, а также возвратить то, что они получили из сокровищниц султана, и рабочие разобрали решетку и вернули камни их владельцам. И когда султану принесли его камни, тот удивился этому, и сел на коня, и отправился к Ала ад-Дину, а Ала ад-Дин до прибытия султана потер светильник, и раб появился перед ним и воскликнул: «Требуй, о мой владыка!» — «Я хочу,— сказал Ала ад-Дин,— чтобы ты сейчас же пополнил недостачу в решетке, которую я велел оставить незаконченной»,— и джинн отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» И в мгновение ока все стало так, как хотел Ала ад-Дин, и раб скрылся, а Ала ад-Дин пошел и увидел, что решетка закончена.

И когда он ее рассматривал, вдруг вошел султан, и Ала ад-Дин встретил его с почетом и уважением, и султан спросил его: «Почему, о сынок, ты позволил ювелирам разобрать то, что они сделали, и не дал им закончить эту решетку?» — «О царь времени,— ответил Ала ад-Дин,— я оставил ее незаконченной, так как увидел, что у мастеров нет больше драгоценных камней. Они взяли все, что было в твоих сокровищницах и сокровищницах вельмож твоего царства, и не выполнили даже половины работы, и тогда я велел им разобрать то, что они сделали, и возвратить камни их владельцам, а сейчас я своей рукой восполнил недостаток в решетке. Подойди, о царь времени, и посмотри». И султан подошел, и посмотрел, и увидел, что решетка закончена с замечательным искусством, и в ней нет недостатка, и удивился Ала ад-Дину, и обнял его, и поцеловал, и воскликнул: «Кто подобен тебе, о дитя мое! Ведь ты сделал нечто такое, чего не в силах свершить великие цари». И потом султан вошел к своей дочери, госпоже Будур, и немного посидел у нее, а затем он ушел и вернулся к себе во дворец.

А Ала ад-Дин каждый день выезжал со своей свитой и пересекал весь город, осыпая людей золотом, а потом заходил в султанскую мечеть и совершал там полуденную молитву. И все подданные полюбили его, и во всех странах распространилась о нем великая слава, и он выезжал на охоту, и спускался с всадниками на площадь, и превзошел он людей своего времени в рыцарском искусстве, а жена его, госпожа Бадр аль-Будур, видя, что он таков, каждый день любила его больше, чем в предыдущий. И слово и совет во всем царстве принадлежали Ала ад-Дину, и он вершил справедливый суд, жаловал и награждал, так что пленил разум всех людей.

И он постоянно поступал так, и вдруг в один из дней выступил против султана какой-то царь и пришел с большими войсками, которым нет числа, чтобы воевать с ним. И султан снарядил воинов, которые при нем были, и назначил предводителем их Ала ад-Дина; и Ала ад-Дин шел с войсками, пока не приблизился к врагам, и тогда он обнажил меч, и началось сражение, и разгорелась битва, и Ала ад-Дин ринулся на врагов, и большинство перебил, и многих взял в плен, и рассеял остальных. Он захватил большую добычу и вернулся с победой, и ни одно из его знамен не поникло, и вступил в город с пышной свитой, и украсили из-за этого все города царства. И султан вышел, и встретил Ала ад-Дина, и обнял его, и привел к себе во дворец; и началось великое торжество, и люди стали молиться за Ала ад-Дина, желая ему долгой жизни. И Ала ад-Дин пребывал в таком положении, и вот то, что было с ним.

Что же касается магрибинца, колдуна, то, возвращаясь в свою страну, он раздумывал о своем деле и бранил Ала ад-Дина с великой яростью, говоря про себя: «Раз этот негодяй умер под землей, а светильник все еще хранится там, я не стану думать о тяготах, которые испытал, и у меня есть надежда добыть этот светильник». А достигнув родного города, он захотел погадать на своем песке и посмотреть, остался ли светильник в сокровищнице и жив Ала ад-Дин или нет? Он определил его гороскоп и три раза погадал на песке, и не увидел он, что Ала ад-Дин умер, и не обнаружил светильника в сокровищнице, и усилилась тогда его печаль, и увеличилась ярость, и убедился он, что Ала ад-Дин спасся вместе со светильником и вышел на поверхность земли. И тогда он еще раз рассыпал песок, и погадал про Ала ад-Дина, и увидел, что тот получил светильник, и стал величайшим из людей в своем городе, и женился на дочери султана. И колдун еще больше огорчился, так что едва не умер, и сказал про себя: «Я претерпел много трудностей и мучений, чтобы раздобыть светильник, и не добыл его, а этот поганец, сын ничтожных, получил его без труда и утомления! Я обязательно что-нибудь сделаю, чтобы его убить!»

И он тотчас же поднялся, и снарядился, и отправился в страну Китая, и достиг столицы царства, то есть того города, где находился Ала ад-Дин. Он поселился на постоялом дворе и день или два оставался в своем жилище, пока не отдохнул от усталости, а потом вышел, и стал ходить по улицам города, и услышал, что все говорят об Ала ад-Дине, его великодушии и щедрости, и великолепии его дворца, настоящего чуда света. И тогда магрибинец обратился к одному из тех, кто так говорил, и спросил его: «Кто тот человек, которого вы так восхваляете?» И спрошенный отвечал: «Ты, видно, из далекой страны, раз ты не слыхал про Ала ад-Дина и его дворец, это чудо света,— Аллах да сделает его в нем счастливым!» И магрибинец отвечал ему: «Я не слышал, и я здесь человек чужой, из далеких стран. Я хочу, чтобы ты провел меня к его дворцу и я посмотрел бы на него».

И тот человек пошел с магрибинцем и привел его ко дворцу, и магрибинец всмотрелся в него и понял, что все это работа светильника. Он едва не умер от зависти и сказал про себя: «Ах, я непременно выкопаю для этого поганца яму и убью его там! Сын нищего портного, у которого не было даже ужина на один вечер, добыл все это! Если захочет Аллах, я обязательно заставлю его мать снова прясть хлопок!» И магрибинец вернулся на постоялый двор, будучи словно на том свете от горя, и, достигнув своего жилища, погадал на песке, чтобы посмотреть, где светильник, и он увидел, что светильник во дворце, а не у Ала ад-Дина, и воскликнул: «Дело-то, выходит, нетрудное! Я таки лишу этого поганца здоровья!» И он поднялся, и пошел к меднику, и попросил его сделать несколько новых светильников, и сказал: «Возьми с меня их цену с избытком»,— и медник отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» — и тотчас же исполнил его требование. А магрибинец взял светильники, отдал меднику за них деньги, а потомон пошел домой, уложил светильники в корзину и принялся ходить по площадям города, крича: «Эй, кто меняет старые светильники на новые!» И всякий, кто слышал его крики, говорил, что это сумасшедший. И магрибинец кричал эти слова, пока не оказался под окнами дворца Ала ад-Дина, и тогда он опять издал такой крик, а малыши и уличные мальчишки шли за ним и кричали: «Сумасшедший, сумасшедший!»

И Аллах предопределил, что госпожа Будур как раз в это время смотрела из окна, и она услышала крик магрибинца и стала смеяться над ним вместе со своими невольницами. «Да погубит его Аллах! — сказала она.— Какая ему от этого прибыль?» А Ала ад-Дин забыл о светильнике во дворце и не запер его, по обычаю, в своей комнате, и одна из невольниц увидела его и сказала госпоже Будур: «О госпожа, во дворце моего господина есть старый светильник. Если хочешь, давай позовем этого человека и выменяем наш светильник на новый, чтобы посмотреть, правду он говорит или нет».— «Пойди приведи его,— сказала госпожа Будур,— и выменяй у этого сумасшедшего наш светильник на новый».

А госпожа Будур совершенно ничего не знала об этом светильнике.